Вчера - [15]

Долго сидел под дубом, отходя от страха, пока не успокоились нервы. Понял, что мог запросто утонуть. Валюшка переживала, что не участвовала в заплыве и не она спасла Сеньку. Ёня Пинкер только горестно качал кудрявой головой.

И вспомнился случай из детства. День Победы. Всполошился весь город. Целый день стрельба из автоматов, вечером много народу на главной улице, снова переименованной из мерзкой Гитлер–штрассе на Карла Либкнехта… И началась долгожданная мирная советская жизнь.

По воскресеньям главное развлечение в городе — прогулки по «толчку» или «туче», огромному вещевому рынку, расположившемуся на территории Малого Базара.

Чего там только нет! Пережившие войну жители города должны ещё одолеть голодные послевоенные годы и поэтому продают всё, что нельзя съесть, — одежду, обувь, пластинки, самовары, гвозди, любую довоенную мелочь вплоть до расчески. Удивительно, но находятся и покупатели.

Вот кучка любопытных окружила сидящего на табуретке бородатого старика, перед которым складной столик, увенчанный широким деревянным ящиком, заполненным бумажными конвертиками. В каждом — предсказание судьбы. Дрессированная мышка вытаскивает желающим «судьбу». Плата — копеечная, поэтому стоит небольшая очередь. Да и людям важно узнать свою судьбу в такие непредсказуемые годы. Мама протискивается с Сенькой к старику, крепко прижимая к груди ридикюльчик с денежками. Старик вопросительно поднимает глаза в дремучих зарослях седых бровей. Мама, кивая на Сеньку, просит погадать на сына, протягивает деньги. Тихая команда, и мышка вытаскивает конвертик. Мать читает вслух. «Если не утонете в 18 лет, то проживете не менее 87 лет…». Почему–то пророчество запомнилось…

На выходе из «тучи» небольшая православная церковь, открытая в прошлом году. Мама, оглянувшись, нет ли знакомых, быстренько перекрестилась. При немцах была только кирха не нашей веры, дверями на восток, в здании кинотеатра имени Ленина на площади Свободы. Наши пришли, кирху закрыли, вернув народу кинотеатр, но разрешили открыть церквушку на Малом Базаре…

Похоже, что пророчество, когда–то вытащенное ему мышкой на Малом Базаре, удивительно сбывается, ведь сегодня как раз восемнадцать лет!.. Спасибо, Виктору, он спас Семёну жизнь! И остался Сенька перед другом в неоплатном долгу…

Правда, никто над ним не посмеялся, потому что все изрядно перетрусили. Просохли и пошли гулять по Дубовке. Солнце быстро согрело ребят, а приключение напомнило, что хорошо бы поесть. Жаль, что постеснялись взять еду с богатого праздничного стола, поэтому вскоре медленно разошлись по домам, условившись встретиться послезавтра в школе…

Мама была патологически мудра, она боялась оставить Семёна с Валюшей после экзаменов одних, она уже два года как ужасно боялась прозаической развязки их любви.

Поэтому она выбила сыну в профкоме путевку в уже известный ему не единожды дом отдыха речников в Цюрупинске (Олешках) под Херсоном. Хорошо ещё, что ей отпуска не дали и она отпустила сынулю самого. Поплыл он в Херсон, как и было заведено, рейсовым двухпалубным пароходом и через день уже добрался до места.

Тихо шлёпают по воде шлицы пароходных гребных колёс. Благость и тишь. И ещё невиданно прекрасный закат на Днепре. Тихий вечер. Семён стоит на нижней палубе ближе к носу судна. В каюте неинтересные попутчики и он часами смотрит, как речной броненосец рассекает тугую, словно желе, тёплую массу вод. Настроение глубоко философское. В полдень причаливали в Каменке, и на борт погрузили, установив на корме, гроб с двенадцатилетней девочкой, умершей от менингита.

Палуба безлюдна. Народу нет. Кто в ресторане, что ещё не для Сеньки, кто в буфете пьет пиво, кто дрыхнет в каюте… Но вот выходит высокий старик с густой окладистой белой бородой. Знакомится, по–русски окая. Оказывается, старый 85-летний учитель химии из Днепропетровска… Едет, как он говорит, в последнюю поездку к родным в Херсон. Что означает «последняя», учитывая суетность человеческой жизни, Семёну понятно. Разговорились. Обо всем.

Сначала дед очень осторожен. Кем будешь? Кто родители? Куда плывешь?.. Потом разгорячился. Сокрушается, что из вас, молодых, получится… Сенька и выложил ему свою тревогу в связи со смертью Иосифа Виссарионовича. Дедуган усмехнулся. Сказал, что повторить Октябрьский переворот никому не сможется. Он не сказал «Великая Октябрьская Социалистическая Революция», а именно «Октябрьский переворот». Семён не побежал к капитану, и это придало старику смелости. Он стал говорить о том, что в реальной истории нашей родины всё было несколько иначе, чем пишут в учебниках.

Дед рассказал, как раскулачили его семью в 30‑е годы, убедил Сеньку, что и его дедуля Калистрат (он рассказал учителю про деда), которого загнали в колхоз в то же время, потерял всё. Короче, Семён слушал бородача до поздней ночи, а говорил дед вовсе не о химии… Сенькино мировоззрение испытывалось на прочность и, признаться, дало течь.

В Херсоне Сеня привычно пересел на речной трамвай и уже через час регистрировался в доме отдыха в Цюрупинске.

Вечера в таких домах проходили в топтании на танцплощадке. Весь вечер, в промежутках между изысканными комплиментами, партнёры проводили в непрестанной борьбе с комарами, для чего у каждой девушки и мужчины в руках мельтешили ветки, обломанные с ближайших пыльных кустов жёлтой акации. Употреблялось два танца — быстрый типа «Рио — Рита» или ещё «Саша, ты помнишь наши встречи…» и медленный в форме всевозможных танго. Ну, там «Сердце моё» или «Брызги шампанского». Мужики предпочитали медленный, потому что можно было проверить «товар» наощупь. Девушки и дамы хотели бы попрыгать, соблюдая дистанцию и сохраняя хотя бы на полвечера независимость. Девушек и женщин, как всегда, было раза в три больше, чем кавалеров.