Вблизи сильных мира сего - [2]
К тому же мы застряли с передачей в Москву речи Хрущёва. Передали то, что он говорил по бумаге, а экспромт Никиты "ни в какие ворота"… Аджубей приказал: "Делайте рыбу и приходите в вагон пресс-группы". А сам укатил с Хрущёвым и Тито на Мамаев курган. Я кинулся за ними, а Миша Герасимов остался "добивать речь".
На Мамаевом ещё большее столпотворение, чем на привокзальной площади. Все кордоны смяты. Я рвусь со своим красным тассовским удостоверением через толпу. Благо местные комитетчики меня знают, шепчут что-то московским, и те дают дорогу.
Пробиваясь, вижу "затёртую" в толпе супругу Тито. Бианка растерянно озирается, молит о помощи. Кричу комитетчикам, указываю глазами: "Выручайте!" И сам рвусь к ней. "Ведь затопчут! И международный скандал…"
Наконец, вняли моим крикам. Комитетчики устроили коридор в толпе. Через него мы с Бианкой настигли первых лиц уже на вершине кургана.
Ловлю реплики Хрущёва, Тито и прячу их в блокнот. Это для репортажа!
После Мамаева кургана, кажется, едем на Тракторный завод, где Хрущёв дарит Тито МТС – машино-тракторную станцию (70–80 тракторов и сельхозинвентарь). Акт "дарения" на митинге. Тито растроган, горячо благодарит и тоже говорит уже о "вечной дружбе".
Отсюда делегация – на обед, а я с готовым репортажем (пишу в машине) — в редакцию, где Миша Герасимов всё ещё корпит над "речью". Помогаю ему "сбивать" текст, а он разваливается…
Кое-как домучили. Надо визировать речь в прессгруппе. Летим на вокзал, к спецвагону, а там лишь Харламов: "Ищите Аджубея или Сатюкова! Я визировать не могу!"
Их нет. Они с Хрущёвым и Тито. Нас туда не пускают. Объясняем охране, просим, умоляем:
— Все газеты страны ждут наш материал! Доложите Аджубею, Сатюкову… Они знают, что это такое.
— Не велено тревожить, — в ответ. — Идут переговоры…
Матюкаемся и летим вновь в редакцию. Благо это рядом. Передаём "Речь" в ТАСС без визы. Заканчиваю диктовать стенографисткам, и меня переключают на "Дымгора", нашего генерального – Дмитрия Горюнова.
— Почему без визы? Почему так задержали?
Разнос страшный. Миша шепчет: "Меня нет. Я с делегацией". Отбиваюсь сам, обещаю "всё сделать". И тут же мы вновь летим на вокзал, к спецвагону пресс-группы…
О, удача! Вся армада делегации скоро двинет на речной вокзал, где, сверкая новизной, стоит волжский лайнер "Максим Горький" (вчера прибыл из Москвы), а Алексей Аджубей заскочил в "вагон" и ищет нас, тассовцев. Он уже переговорил со своей редакцией. В "Известиях" тоже ждут полного текста "Речи". В таком же положении "Правда" и другие центральные газеты, не говоря уже о всех областных и республиканских.
— Чего тянете! Где речь? — поглядев на меня, как на пустое место, выговаривает Герасимову.
Но крик не злобный, строгость начальственная, "для порядка". Миша, худой, высокий, почти на голову выше здоровяка Аджубея, изображает покорность и понимание.
— Алексей Иванович, всё готово, только подписать. Познакомьтесь, наш собкор по Сталинграду. Сам сталинградец…
Аджубей кивает. На лице полуулыбка спешащего человека. Перебирая листы машинописного текста, какие вручил ему Миша, тоскливо тянет:
— Да тут… Нет, это надо смотреть… Вот что, мужики, — улыбнувшись, переводит взгляд с Миши на меня, — сообщайте в свою контору, что в "Речи" будет ещё четыре-пять восковок. Пусть газеты планируют место. Мы это с парохода дошлём.
И, щёлкнув застёжкой элегантной заморской папки, где исчезла "Речь", идёт в глубь вагона, к столику связи. Миша хитро подмигивает мне, и мы идём за Аджубеем.
Продолжаю рассматривать этого всесильного журналиста, перед которым заискивает даже редактор "Правды".
Года три назад я видел его мельком в редакции "Комсомолки". Кажется, он был уже замом главного.
Все шептались: "Зять Никиты Сергеевича… Далеко пойдёт…"
И Алексей Иванович с тех пор шагнул действительно далеко. У него лучшая в стране газета. Он – член ЦК, ему прочат пост министра. Но надо отдать должное, он и сам человек незаурядный. И журналист не последний, и энергия бьёт ключом. В этом убеждается каждый, кто общается с ним. А те, кто работает рядом, известинцы, души в нём не чают.
Просим Аджубея воспользоваться его связью с Москвой. Он согласно кивает, и тогда Миша:
— Алексей Иванович, а может, вы сами нашему Горюнову по ВЧ…
Аджубей с добродушным удивлением разводит руками.
— Ну, вы, хлопцы, как тот цыган: "Тётенька, дайте водицы, а то так есть хочется, аж шкура трещит." Ладно, идите. Позвоню вашему Дымгору… Вам ещё на пароход надо прорваться.
— С вашей помощью, Алексей Иванович, — вставляет Миша.
— Нет! Это уж вы сами. Есть строгое указание: ни одного газетчика на борт…
— Мы – тассовцы, — наконец решаюсь я сказать хоть что-то. — Без нас нельзя.
— Ну, глядите, та-а-с-с-о-о-в-цы… — тянет весело Аджубей.
У него хорошее послеобеденное настроение. Настроение здорового, преуспевающего человека, который знает себе цену, а после выпитых рюмок доброго коньяка, запах которого гуляет по вагону, есть желание быть ещё и покровительственно-добрым и великодушным.
Кажется, Аджубей купается в этом "самокомфорте" и ценит его, потому и позволяет нам пользоваться его "добротой".
Повесть о детстве, опаленном войной, о мужании характера подростка, вместе со взрослыми прошедшего все испытания сражающегося Сталинграда. Свое повествование автор доводит до тех дней, когда уже дети тех мальчишек сороковых годов держат первый жизненный экзамен на право быть Человеком.
Роман состоит из четырех повестей, сюжетно самостоятельных, но объединенных рядом общих персонажей, общей внутренней темой. В произведении действуют люди разных профессий и возрастов, и все они находятся в духовной атмосфере, проникнутой идеологией рабочего класса. Творческая удача автора — образ старого рабочего Ивана Митрошина. Жизнь и поступки всех других героев автор оценивает высокими моральными критериями Митрошина, его идейной убежденностью, его поступками.
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.