Важные вещи. Диалоги о любви, успехе, свободе - [46]

Вы говорили, что Олег Павлович все время вам писал: «Голос, работай над голосом».

Постоянно. Он мне это просто вдолбил. Я до сих пор ношу с собой вот это… (достаёт пробку).

Это что? Голос тренировать?

Это пробка. То, что помогает работать над дикцией. А дикция меня освобождает в работе над голосом. Поэтому она постоянно со мной, и я постоянно делаю упражнения.

Наверное, есть что-то психологическое в занятиях голосом? Я знаю, что вы занимались с Анной Николаевной Петровой, замечательным педагогом МХАТа. Когда она занимается голосом, это просто сеанс психоанализа.

Да, она гений. Я долго шел к такому человеку, как она. Так получилось, что я рано начал работать на сцене, еще на первом курсе. Надо было соответствовать: рядом с тобой Табаков и Ольга Борисовна Барнет, а у тебя вообще нет инструментария. Ты пыжишься изо всех сил. Каждый спектакль для тебя превращается в ад. Ты пытаешься сделать все, что можешь, ходишь в свободное время заниматься  – но это не дает никаких результатов! А потом Олег Павлович сказал: «Старик, вот приезжает Анна Николаевна, сходи». И за пятнадцать минут она меня изменила! Изменила мое представление о себе, о своем горле. «Да будь ты наглее, в конце концов», – сказала она мне. Этого мне очень недоставало. «Окей, ты не можешь сказать себе «будь наглее». Тогда нос вот так задери и говори вот так!» Начинаешь задирать нос и говорить «вот так», и понимаешь, что становишься наглее. Само тело тебе начинает диктовать эту позицию. Я продолжаю этим заниматься до сих пор. И, конечно, я очень ей благодарен.

Антонио Бандерас Надо дышать полной грудью

Д. З. В своей жизни вы приняли очень важное решение: переехать из Испании в Лос-Анджелес. На тот момент вы были уже известным актером, работали с Педро Альмодоваром. Насколько я знаю, Альмодовар был не в восторге от вашего решения перебраться в Голливуд. Что вам все же позволило сделать этот шаг?

А. Б. Фильм, в котором я собирался сняться, назывался «Короли мамбы поют песни о любви». И когда я уезжал, Педро Альмодовар подарил мне на память фотографию и написал на ней: «Короли мамбы поют очень грустные песни». У него был какой-то отцовский страх за мою карьеру.

Сначала я просто планировал сняться в фильме и потом вернуться в Испанию. Да и сделал это по большей части ради того, чтобы однажды сказать внуку: «Я снялся в фильме Warner Brothers». Но именно тогда у меня родилось чувство искателя приключений. Я поехал в другую страну, которая знаменита своими амбициями. Это был просто драйв, я чувствовал себя как первооткрыватель. Что приготовила для меня жизнь, было большим вопросом.

У вас не возникло маленькое сомнение, когда вас предостерег такой уважаемый человек, как Альмодовар?

Это совершенно не важно. Когда я решаю что-то сделать, меня почти невозможно остановить. Если я прыгаю, я прыгаю.

Это черта характера? Этому можно научиться?

Думаю, это потому что я из Андалусии. В андалусской культуре – в поэзии Лорки, в музыке Де Фальи – всегда присутствует осознание смерти. Не как кульминации, а как единственного, в чем мы можем быть уверены. Смерть – единственная неизбежность, а все прочее относительно. И когда это осознаешь, жизнь становится еще более значительной. Стараешься наслаждаться каждым мгновением. Потому что в конце пути, в финале этого фильма под названием «Жизнь», всегда трагедия. Поэтому надо дышать полной грудью. Когда я вижу в жизни новую возможность, я хватаюсь за нее и не отказываюсь.

Борис Гребенщиков За этим я и родился

Д. З. У Гессе есть понятие «пробуждения». Это когда человек начинает слышать свое призвание. У вас был такой момент?

Б. Г. У меня была масса таких моментов. Не про все из них можно рассказывать в политкорректном ключе, но о некоторых можно. Вот картинка из моего детства: в пригороде Петербурга моя семья совершила вылазку на пляж. Мне было около 10 лет. Пока родители сидели и что-то делали, я увидел в кустах компанию нехороших людей. Парни, девушки, все нехорошие, нехорошо себя ведут, и у них играет очень нехорошая музыка. Естественно, я сразу пополз к ним, потому что у них играла правильная музыка. У них был редкий по тем временам портативный магнитофон.

И тогда я поймал себя на мысли, которую потом запомнил и смог высказать словами. Это была радостная музыка армии победителей. Я долго был заложником в этом мире, а они пришли и освободили меня. Когда в 1964–1965 годах пришел рок-н-ролл, он вернул мне меня. До этого, в первом-втором классах, я приходил в школьную библиотеку и говорил: «Дайте мне что-нибудь, что читать-то стоит». Мне давали книги, я говорил: «Спасибо, хорошо, но это не совсем то». У нас на этой почве были очень хорошие отношения с библиотекаршей.

А когда появилась рок-музыка  – все, вопросов больше не стало. Все понятно. За этим я и родился.

А от чего они вас освободили?

От зануди! Я помню своих родителей, которых я обожаю, и всю их компанию. По тем временам они собирались довольно часто у нас дома, у них все время были какие-то вопросы – о смысле жизни, как жить, куда жить. Споры, сигаретный дым, который висел слоями. Они на меня, маленького, не производили впечатления людей, которым хорошо живется. Они все время жаловались на это, на то. Я думал: «Ну неужели стоило рождаться и жить, чтобы всю жизнь прожить, жалуясь, что это не то, и то не так? Нет! Они неправильно живут».