Вайзард? - [73]

— Перси, не покидай меня, прошу! — я лихорадочно применял все известные средства реанимации, но все было бесполезно — девушка у меня в руках, моя единственная любовь была мертва.

— Перси-и-и, Не-е-ет!!!

* * *

— В тот момент я потерял рассудок. А когда вновь пришел в себя, на месте сердца у меня вновь зияла дыра пустого.

Как я узнал позже, в тот момент ОН покинул наш мир. Основательно изменив его напоследок.

Большинство богов полностью лишились праны и погибли. Как моя Персефона. Они полностью перестроились на прану и ее потеря стала фатальна. Не повторяй этой ошибки.

Хотя у тебя и не получится ее повторить.

Как и у остальных богов — выживших и вновь рожденных.

Вера уже не та. Она уже не дает той силы, что раньше. Прана стала слабее влиять на мир. Нет, не так. Не слабее — ограниченнее.

До определенного момента она воздействует на мир так же как и раньше, но выше этого предела ее расход растет в геометрической прогрессии.

Единственное исключение — чертоги сильнейших богов. Как Элизиум, или Олимп.

Но исключения лишь подтверждают правило.

Тогда, очнувшись, я кинулся мстить.

Я убивал.

Убивал много.

Убивал христиан, ставших причиной гибели моей Персефоны. Убивал мелких божков, посмевших выжить, тогда, когда она погибла. Убивал пустых и синигами просто вставших на моем пути. Даже нескольких довольно сильных богов убил — за то, что они бездействовали. Возможно, и Танатоса убил я — те времена отложились в моей памяти лишь кровавым бредом и жаждой убийства.

Все кончилось, когда я встретил его. Не помню уже его имени, да оно и не важно. Важно, то, что он помог мне остановиться.

Он был одним из христиан. Наверное, потом его стали почитать как святого, не знаю. Суть в том, что он был весьма силен. Достаточно, чтобы я не смог убить его. Пожалуй, в тот момент он был сильнее меня.

Все дело в пране. На нас — бывших богов — легло ограничение по ее использованию. А вот на приверженцев Иисуса — нет. Они не могли сами накапливать ее, однако, могли заимствовать ее у своего бога, находящегося за границами нашего мира. Далеко не всегда могли заимствовать — если на них нападали люди, у христиан ничего не выходило, а вот если пустые, или мы, боги, то тогда их бог не скупился.

Довольно правильный подход, — иначе мы бы их уничтожили полностью. Но вернемся к тому святому.

Тогда, защищая от моих атак себя и своих спутников, и даже не думая атаковать, он спросил, почему я, и подобные мне, убивают таких как он.

Было у него в голосе что-то такое, что кровавый зверь, обитающий во мне, притих.

Более того, я ответил ему.

Услышав мою историю, он сочувствующе улыбнулся и сказал, что сочувствует моему горю, а потом попросил следовать за собой. И я последовал.

Он привел меня в христианскую общину. Глупо было с его стороны — несмотря на всю его заимствованную силу, он не смог бы защитить всех.

Но я не атаковал. Будучи невидимым я следовал за этим человеком и смотрел.

Смотрел на жизнь обычных христиан. На их радости и горести.

Вопреки невзгодам, сыплющимся на них со всех сторон, они были счастливы. Вокруг царила необычная для меня атмосфера — атмосфера тепла и любви к ближнему.

И тогда, наблюдая за этими людьми, я понял — мне некому мстить.

Тогда я решил умереть. Жить дальше без Персефоны казалось бессмысленным.

Сделать это я решил в Элизиуме — на месте гибели моей возлюбленной.

И я бы исполнил свою задумку. Исполнил. Если бы не Цербер.

В безумии, после смерти Персефоны, я очень сильно покалечил его, когда он пытался меня успокоить. Почти убил.

Я думал, что теперь он будет меня ненавидеть, но я ошибался. Очень сильно ошибся. Я забыл, что собачья преданность не имеет границ.

Он встретил меня на входе в Элизиум. Керр еще не мог толком ходить — мой удар выжег ему тогда почти всю энергетику, и восстанавливался он очень медленно.

Не мог ходить — но мог ползать. И когда я, твердо намеренный умереть, возник на пороге дворца, он, радостно повизгивая и во всю виляя хвостом, пополз мне на встречу.

Глядя в его светящиеся счастьем глаза, я понял — мне есть, зачем жить.

И я решил воссоздать Элизиум. Сам дворец практически не пострадал, что не скажешь о его обитателях. Кто-то погиб в момент исхода Иисуса, кого-то, в приступе ярости, убил я сам, остальные просто разбежались. Так что, задача передо мной стояла непростая.

Но я не торопился. И постепенно разбежавшиеся стали возвращаться, а вслед за ними приходить новые. В Элизиуме снова закипела жизнь.

Много времени утекло с тех пор. Из первого поколения Опор, учрежденных после воссоздания Элизиума, остались лишь Критос и Меркуцио. Баргган и Маркус и Ричард появились в моей свите со времен земного средневековья. Безымянный, которого ты убил, примерно тогда же. Ну, а Младшие Опоры часто меняются, чему способствуют постоянные войны.

В последнее время их не было, но сейчас, как ты мог догадаться, одна намечается.

С Аресом мы воевали неоднократно — на то он и бог войны, но на этот раз он перешел все границы.

Я кажусь равнодушным, и по большей части так оно и есть, но то, что он завербовал Меркуцио, который верно служил мне почти шесть тысяч лет, я не прощу! Эта война станет последней! Для него, или для меня.