Ватикан - [48]

Кардинал Хакер кивнул, после чего брат Гаспар встал, снял трубку и спросил:

— А может, лучше сразу позвонить в полицию? Какой у них номер?

— Повесьте трубку, брат Гаспар, — ответил кардинал, не повышая голоса, но с несомненной строгостью.

— Что?

— Нам не нужны лишние скандалы.

— Лучше скандал, чем преступление, ваше высокопреосвященство.

— Немедленно повесьте трубку, брат Гаспар.

Монах повиновался.

— А теперь сядьте.

Гаспар снова послушался приказа, Хакер же продолжал пристально смотреть на него, хотя лицо его ничего не выражало. Глубоко переведя дух, он сказал:

— Послушайте меня хорошенько, брат Гаспар. Ватикан — суверенное государство, и поэтому ни итальянская, ни какая другая полиция не обладают юрисдикцией в его пределах. Однако в том случае, если у вас вновь возникнет искушение привлечь службу безопасности какой-нибудь иностранной державы для разбирательства в наших внутренних делах, предупреждаю, что на вас не обратят никакого внимания, мало того: если вам взбредет в голову совершить какой-нибудь ложный шаг или иную дурость в этом роде, то мне придется начать официальное расследование касательно вашей персоны, расследование, которое, возможно, заставит нас прояснить кое-какие темные стороны вашей биографии, как, например, интимные отношения, в которые вы вступили с неким прелатом в вашей гостинице. С другой стороны, в ваших богословских трудах мы уловили некоторую нечеткость в формулировке вопросов нашего вероучения. В иных местах, брат Гаспар, несмотря на прямоту и искренность ваших побуждений, богословы обнаружили у вас следы пантеизма, которые никак не согласуются с учением нашей Церкви. В подобном случае нам придется принять довольно суровые меры, как уже случалось при таких обстоятельствах: изъять ваши книги, отрешить вас от исполняемых вами обязанностей или, не дай то Боже, начать параллельное расследование в отношении вашего приора и ваших братьев по монастырю. Надеюсь, брат Гаспар, что из моих слов вы сделали вывод, что ближе всех к полиции в Ватикане Священная конгрегация по вопросам вероучения, которую я представляю, одновременно являясь ее главой. Я ясно выразился?

Гаспар кивнул.

— Что с вами? Вам плохо?

— Нет, ваше высокопреосвященство, просто из-за сандвича с лососиной у меня расстроился желудок.

И это была чистая правда.

— Ах, чревоугодие, чревоугодие… — сказал кардинал. — Хрестоматийный грешок всех монахов.

И, расплывшись в улыбке, он встал, прошел к двери, открыл ее и, прежде чем переступить порог, обернулся к бедному Гаспару и добавил:

— Приказываю вам оставаться здесь, пока я не вернусь.

X

Весь ход истории ясно показывает, какая вражда существует между мирянами и духовенством.

Бонифаций VIII

Понятно, что после громовых обвинений и угроз, обрушенных на него его высокопреосвященством, брат Гаспар был снедаем великой тоской и опасениями, нашедшими соматическое отражение в революции, разыгравшейся у него в животе, которой, вполне вероятно, способствовало сильнейшее расстройство желудка, вызванное сандвичами, а особенно лососиной, к которой его пищеварительный тракт никоим образом не привык, и такова была овладевшая им мнительность, что самый легкий шум — стук хлопнувшей двери или шаги, внезапно раздавшиеся в одном из коридоров ватиканского дворца, — заставлял его вздрогнуть в смертельном испуге, так что пусть никого не удивляет, что время, проведенное им в ожидании за весь тот бесконечно долгий день 4 ноября, стало для брата Гаспара подлинной мукой.

Но тяжелее всего для него была мысль о том, какое распространение получила новость о беспутной, неумеренной и почти бредовой страсти, которой воспылал к нему некий прелат, прелат, который в довершение позора был не только совершенно бессовестным существом, но и личным слугой Его Святейшества. Неужели монсиньор Лучано Ванини не только подвергал сексуальным нападкам своих братьев по вере, но и трезвонил об этом на каждом перекрестке, на свой лад перевирая самые непристойные моменты? Похоже, что так, из-за чего несправедливо пострадала репутация доминиканца, и стыд, который он испытал в присутствии его высокопреосвященства, намного превосходил все, что он мог припомнить за дни своего пребывания в Риме. Вполне вероятно, что он тут же бы и расплакался, если бы вдруг не ощутил внутри некое коловращение, иными словами, малоприятное чувство, исходившее из желудка, словно рыба билась у него в кишках, стараясь сорваться с крючка, и, действительно, он не слишком ошибался, поскольку за этим мгновенно последовала отрыжка с привкусом лососины, за ней еще и еще, пока он не почувствовал, как по пищеводу поднимается первая волна рвоты, которая уже частично выплеснулась ему в рот в тот самый момент, когда в кабинет вошел кардинал Хакер в сопровождении кардиналов Джузеппе Кьярамонти и Хавьера Ксиен Кван Мина, а также архиепископа Ламбертини и монсиньора Луиджи Бруно, увидев которых брат Гаспар приказал своим внутренностям утихомириться, встал в знак уважения и, что поделать, проглотил кишечный бульон, после чего почувствовал себя самым несчастным среди всех творений Божиих.

— Сядем, — услышал он голос Хакера, иерархи расселись вокруг монаха, сел и брат Гаспар. Они глядели на него столь внимательно, как будто монах был единственно существовавшим во всей Вселенной. — Так, так… — добавил Хакер, взглянув на часы, — времени в нашем распоряжении не так уж и много. — Он положил портфель на стол, открыл его, вытащил папку с бумагами и, откинувшись на спинку дивана, принялся просматривать их. — Вы не возражаете, если мы начнем?