Васса Железнова (второй вариант) - [4]

Л ю д м и л а. Это ты шутишь! Я ведь знаю, что такое распутный! Вот дядя Прохор.

(Васса хочет закрыть дверь за ней - не удалось.)

Л ю д м и л а (выскользнув из-под руки матери). Распутный. Лизу беременной сделал. Папу ругает, не любит его.

П р о х о р. Сочиняешь! А вообще старики на любовь скупы.

Л ю д м и л а. И ты, мама, не любишь?

В а с с а. Ну полно, полно!

Л ю д м и л а. Почему не любишь? Дядя - тоже пьяница, так его любишь... Пьянство - болезнь. Женя Мельников...

П р о х о р. Источник премудрости... к чёрту!

Л ю д м и л а. Вроде... колик, какая-то...

(Лиза вносит маленький самовар, за ней - Наталья с подносом посуды. Васса, обняв дочь, ходит по комнате, как бы прислушиваясь к чему-то. Возбуждена, но скрывает возбуждение. Остановилась, рассматривает замки.)

В а с с а (брату). Всё ещё балуешься, не надоело?

П р о х о р. Баловство недорогое. А может быть, и не баловство?

В а с с а. Ну, а что же?

П р о х о р. Да - как знать? Никто замки старые не собирает, а я собираю. И выходит, что среди тысяч рыжих один я - брюнет. Н-да. Замок это вещь! Всё - на замках, всё - заперто. Не научились бы запирать имущество, так его бы и не было. Без узды - коня не освоишь.

В а с с а. Ишь ты как! Даже не глупо. Наталья, разливай чай.

П р о х о р (следит за ней). Ты говоришь, зря деньги трачу, а я вот за этот амбарный замок семь целковых дал, так мне за него уже двадцать пять дают. Соберу тысячу замков - продам в музей... тысяч за двадцать.

В а с с а. Ну ладно, ладно! Дай бог нашему теляти волка поймати. (Людмиле неожиданно и громко.) Отца полюбила я, когда мне ещё не минуло пятнадцати лет. В шестнадцать - обвенчались. Да. А в семнадцать, когда была беременна Фёдором, за чаем в троицын день - девичий праздник - облила мужу сапог сливками. Он заставил меня сливки языком слизать с сапога. Слизала. При чужих людях. А нашу фамилию Храповых - люди не любили.

Л ю д м и л а. Ой, Вася! Зачем ты рассказала?

(Наталья всё время следит из-за самовара за матерью.)

В а с с а. Он - весёлый был. Забавник.

Л ю д м и л а. Шутил?

В а с с а. Наталья, помнишь, как ты коловоротом дырку в переборке просверлила и забавами отца любовалась?

Н а т а л ь я. Помню.

В а с с а. А потом прибежала ко мне, в слезах, и кричала: "Прогони их, прогони!"

Н а т а л ь я. Помню. Это вы домашний суд устраиваете?

П р о х о р. Ох, язва какая!

В а с с а. Значит - помнишь, Наталья? Это - хорошо! Без памяти нельзя жить. Родила я девять человек, осталось - трое. Один родился - мёртвый, две девочки - до года не выжили, мальчики - до пяти, а один - семи лет помер. Так-то, дочери! Рассказала я это для того, чтобы вы замуж не торопились.

Л ю д м и л а. Ты никогда не рассказывала... так.

В а с с а. Времени не было.

Л ю д м и л а. Почему все помирали, а мы живы?

В а с с а. Такое уж ваше... счастье. А помирали оттого, что родились слабые, а слабые родились потому, что отец пил много и бил меня часто. Дядя Прохор знает это.

П р о х о р. Н-да, бивал! Это - было. Приходилось мне отнимать её из капитановых рук. Он людей бить на матросах учился, так что бил... основательно!

Л ю д м и л а. А ты почему не женатый?

П р о х о р. Я - был. В оперетке одной поётся:

Жениться нам весьма легко,

Но трудно жить вдвоём...

Л ю д м и л а. У тебя все песни на один мотив.

П р о х о р. Так проще, лучше слова помнишь. Я с женой четыре года жил. Больше - не решился. Спокойнее жить одному - сам себе хозяин. Зачем свои лошади, когда лихачи есть?

Н а т а л ь я. Фёдор будет жить с нами?

В а с с а. Вылечится - будет, конечно.

Н а т а л ь я. И - Рашель?

В а с с а. Ну... а как же? Жена.

Л ю д м и л а. Какая хорошая она, Рашель!

Н а т а л ь я. После суда над отцом - будут жить?

В а с с а (вспыхнув). Много спрашиваешь, Наталья! И любопытство твоё нехорошее.

Л ю д м и л а. Не сердись, не надо!

Л и з а (испуганно). Васса Борисовна... Сергей. Петрович...

В а с с а (как будто пошатнулась, но спокойно). Что? Зовёт?

Л и з а. Они, кажется, померли...

В а с с а (сердито). С ума сошла! (Быстро ушла. Людмила за ней. Наталья встала на ноги, смотрит на дядю, он - растерянно - на неё.)

П р о х о р. Даже... ноги трясутся! Иди, Натка, иди! Что там... такое?

Н а т а л ь я. Если помер, значит, судить некого?

П р о х о р. Ид-ди, говорю! (Остался один, пьёт холодный чай. Бормочет.) Вот так... чёрт! Ух...

Л и з а (вбегает, говорит испуганно, вполголоса). Прохор Борисыч, как же это? Он совсем здоровый был...

П р о х о р. Что - как же? Был и - нет! И может, это обморок?

Л и з а. Совсем здоровый... Прохор Борисыч... давеча, порошок-то...

П р о х о р (ошеломлённый). Что-о? Это ты... (В ярости схватил её за горло, трясёт.) Если ты, дикая рожа, не забудешь... если ты... ах ты, змея! Что выдумала, а? Как ты смеешь? (Оттолкнул её, отирает пот с лысины.)

Л и з а. Вы же сами приказали всё говорить вам...

П р о х о р. Что говорить? Что видела, слышала, о том - говори! А что ты, видела? Ты - выдумала! Вы-ду-ма-ла, а не видела. Пошла вон, идиётка! Я те всыплю... порошок! Слово это забудь...

(Выгнал. Мечется по комнате, подходит к двери, и как будто не может шагнуть дальше. Входят Васса, Людмила, за ними Пятёркин.)