Васька путешественник - [41]
Дело было серьёзное, — Ина могла отстать от поезда и остаться вдвоём с котом среди пустого неведомого поля. Что мне оставалось? Только одно — выскочить и самому из вагона. Так я и сделал.
Если бы кто со стороны, незаинтересованный в наших делах, посмотрел на эту картину, то, наверное, вдоволь бы посмеялся. А картина такая: впереди, изогнув хвост серпом, мчится огромный кот. Он прыгает через кочки, через кустики подсохшего бурьяна, но всем своим видом показывает, что никого он не боится, ни за кем не гонится, а бег его — всего лишь весёлое озорство. За котом изо всех сил бежит девочка, с растрепавшимися волосами, с раскрасневшимся, заплаканным лицом. А девочку догоняет дядя и никак не может догнать, — ему мешает ботинок, который расшнуровался и всё время соскакивает с ноги. Наши из вагона всё это наблюдали, но только им было не до смеха.
Васька вдруг остановился. То ли он послушался голоса Ины, то ли ему самому надоела эта бесцельная гонка. Ина подбежала к коту, хотела надавать ему шлепков, но Васька, как ни в чём не бывало, поднял торчком хвост, нежно замурлыкал и уткнулся носом в её ногу. Ну разве поднимется рука на такого?! Я же плюхнулся на землю и стал поспешно зашнуровывать предательский ботинок. В этот момент послышался гудок нашего поезда. Сейчас он тронется, а мы… ох… далеконько назад-то бежать! Я беру у Ины Ваську, и мы устремляемся к поезду. Кота я держу крепко, бесцеремонно; это ему не нравится, он начинает мяукать и вырываться из рук. Я награждаю Ваську крепкой затрещиной по лбу; кот присмирел, как бы сознавая свою вину.
Поезд тронулся, а бежать до него ещё добрых сто метров. К счастью, ползёт он очень медленно, преодолевая небольшой подъём. Ина бежит рядом, и я слышу, как часто и шумно она дышит. Оглядываясь через плечо, подбадриваю девочку, хоть у самого тоже дух захватывает и в глазах зелено. Наконец, мы подбежали к рельсам. Мимо нас, увеличивая скорость, движутся последние вагоны, все наглухо закрытые. Никаких подножек у них нет — вскочить не на что. У меня надежда на самый задний вагон, — у него обязательно должна быть открытая площадка с подножками. Вот он, подходит. Я командую дочери: «Прыгай!» Ина, собрав остатки сил, вскакивает на подножку и взбирается на площадку. Я бегу рядом с вагоном, стараясь не запнуться об концы шпал, и подаю Ине Ваську. Она держится одной рукой за поручень, а другой хватает кота за лапу. Васька верещит и царапается, но… сейчас не до этого. В следующий миг я тоже вскакиваю на подножку и облегчённо перевожу дух. Всё в порядке, — едем!
Поезд в этот раз, как нарочно, шёл без остановки несколько перегонов, и нам больше часа пришлось стоять на задней площадке. А когда мы, наконец, вернулись в свой вагон, — я тут же отдал строгий приказ: посадить Ваську в корзинку и больше не выпускать его, пока не приедем на место.
Мой приказ выполнялся неукоснительно, хоть кот и изводил нас своими жалобами. Впрочем, скоро всё кончилось. Через два дня мы прибыли на свою станцию, где ждал человек, который принял у меня вагон с книгами. Ждала нас и грузовая машина, чтобы отвезти в степной заповедник.
Там, где много зверей
Выжженная солнцем, жёлтая целинная степь. Сухие метёлки ковыля обтрёпаны ветром. Куда ни глянешь, — всюду одно и то же. От жаркой желтизны больно глазам. Ничего живого не видно. Только степные жаворонки изредка вспархивают из сухой травы. Если б не они, то можно подумать, что здесь всё начисто вымерло, погибло от знойного ветра. За машиной тянется огромный густой хвост пыли. Пыль стелется далеко позади и медленно оседает на придорожный бурьян.
Девочки мои присмирели. Их разморила жара, утомило однообразие. Жена грустно смотрит вдаль и со вздохом произносит:
— Вот так природа! Нечего сказать, — заехали!
Я утешаю: «Подождите, мы ещё не доехали до самого интересного!» Однако мне и самому надоело ждать, — когда же покажется то, о чём так хорошо расписано в книгах и наслышано от разных знающих людей!
Впереди показалось широкое тихое озеро. Дорога идёт прямо к нему и тонет в бледноголубой воде. Но откуда же здесь вода? Ливень, что ли, прошёл? Все мы смотрим на это странное озеро. Оно манит своим туманным зеркалом, обещает прохладу, такую желанную среди раскалённой степи. Машина мчится быстро, но… вода всё так же далека, она как будто уходит от нас. Замечаю по телеграфным столбам, по кустикам бурьяна — что за история?! Вот этот кустик только что был у самого берега, а сейчас мы проезжаем мимо него, но рядом никакой воды нет и в помине, — всё сухо, всё снова жёлто и пыльно. Это был мираж — причуда степной природы, игра нагретого воздуха. Едем дальше, и снова впереди вода, на этот раз — мелкие лужицы разлиты по дороге. Они так же бесследно исчезают, едва лишь автомобиль приближается к ним.
Наконец на далёком горизонте появляется что-то тёмное. Сначала — как маленький кустик, затем расширяется, встаёт зубчатой неровной стеной. Лес! Неужели в самом деле лес? А может быть, — это опять мираж? Нет, лес не убегает от нас, наоборот, он приближается и виден всё лучше, отчётливее. На фоне леса вырисовываются высокая каменная башня с зубцами наверху, белые домики с черепичными крышами. Дорога входит в улицу — улицу-сад. Домов не видно из-за высоких кустов сирени. Над крышами склонились деревья — дубы, ясени, клёны и какие-то ещё — незнакомые. Они шелестят живой зелёной листвой. А где же надоедливый степной ветер? Он запутался, заблудился среди деревьев, кустов и, обессиленный, улёгся у их подножий.
