Василий Теркин. Стихотворения. Поэмы - [15]

Жаль, вроде песни той, – деточек,

Мальчиков наших да девочек,

Всей неоглядной красы…

Ранних весенних веточек

В капельках первой росы…

1969

Всему свой ряд, и лад, и срок

Всему свой ряд, и лад, и срок:

В один присест, бывало,

Катал я в рифму по сто строк,

И все казалось мало.

Был неогляден день с утра,

А нынче дело к ночи…

Болтливость – старости сестра, —

Короче.

Покороче.

1969

Нет ничего, что раз и навсегда

Нет ничего, что раз и навсегда

На свете было б выражено словом.

Все, как в любви, для нас предстанет

                                                                 новым,

Когда настанет наша череда.

Не новость, что сменяет зиму лето,

Весна и осень в свой приходят срок.

Но пусть все это пето-перепето,

Да нам-то что! Нам как бы невдомек.

Все в этом мире – только быть

                                                         на страже —

Полным-полно своей, не привозной,

Ничьей и невостребованной даже,

Заждавшейся поэта новизной.

1969

Что нужно, чтобы жить с умом?

Что нужно, чтобы жить с умом?

Понять свою планиду:

Найти себя в себе самом

И не терять из виду.

И труд свой пристально любя, —

Он всех основ основа, —

Сурово спрашивать с себя,

С других не столь сурово.

Хоть про сейчас, хоть про запас,

Но делать так работу,

Чтоб жить да жить,

Но каждый час

Готовым быть к отлету.

И не терзаться – ах да ох —

Что, близкий или дальний, —

Он все равно тебя врасплох

Застигнет, час летальный.

Аминь! Спокойно ставь печать,

Той вопреки оглядке:

Уж если в ней одной печаль, —

Так, значит, все в порядке.

<1969>

Ты дура, смерть: грозишься людям

Ты дура, смерть: грозишься людям

Своей бездонной пустотой,

А мы условились, что будем

И за твоею жить чертой.

И за твоею мглой безгласной,

Мы – здесь, с живыми заодно.

Мы только врозь тебе подвластны, —

Иного смерти не дано.

И, нашей связаны порукой,

Мы вместе знаем чудеса:

Мы слышим в вечности друг друга

И различаем голоса.

И как бы ни был провод тонок —

Между своими связь жива.

Ты это слышишь, друг-потомок?

Ты подтвердишь мои слова?..

1955

О сущем

Мне славы тлен – без интереса

И власти мелочная страсть.

Но мне от утреннего леса

Нужна моя на свете часть;

От уходящей в детство стежки

В бору пахучей конопли;

От той березовой сережки,

Что майский дождь прибьет в пыли;

От моря, моющего с пеной

Каменья теплых берегов;

От песни той, что юность пела

В свой век – особый из веков;

И от беды и от победы —

Любой людской – нужна мне часть,

Чтоб видеть все и все изведать,

Всему не издали учась…

И не таю еще признанья:

Мне нужно, дорого до слез

В итоге – твердое сознанье,

Что честно я тянул мой воз.

1957–1958

Поэмы

Страна Муравия

Глава 1

С утра на полдень едет он,

Дорога далека.

Свет белый с четырех сторон

И сверху – облака.

Тоскуя о родном тепле,

Цепочкою вдали

Летят, – а что тут на земле,

Не знают журавли…

У перевоза стук колес,

Сбой, гомон, топот ног.

Идет народ, ползет обоз,

Старик паромщик взмок.

Паром скрипит, канат трещит,

Народ стоит бочком,

Уполномоченный спешит,

И баба с сундучком.

Паром идет, как карусель,

Кружась от быстрины.

Гармошку плотничья артель

Везет на край страны…

Гудят над полем провода,

Столбы вперед бегут,

Гремят по рельсам поезда,

И воды вдаль текут.

И шапки пены снеговой

Белеют у кустов,

И пахнет смолкой молодой

Березовый листок.

И в мире – тысячи путей

И тысячи дорог.

И едет, едет по своей

Никита Моргунок.

Бредет в оглоблях серый конь

Под расписной дугой,

И крепко стянута супонь

Хозяйскою рукой.

Дегтярку сзади привязал,

Засунул кнут у ног,

Как будто в город, на базар,

Собрался Моргунок.

Умытый в бане, наряжен

В пиджак и сапоги,

Как будто в гости едет он,

К родне на пироги.

И двор – далеко за спиной,

Бегут вперед столбы.

Ни хаты не видать родной,

Ни крыши, ни трубы…

По ветру тянется дымок

С ольхового куста.

– Прощайте, – машет Моргунок, —

Отцовские места!..

Глава 2

Из-за горы навстречу шло

Золотоглавое село.

Здесь проходил, как говорят,

В Москву Наполеон.

Здесь тридцать восемь лет назад

Никита был крещен.

Здесь бухали колокола

На двадцать деревень,

Престол и ярмарка была

В зеленый духов день.

И первым был из всех дворов

Двор – к большаку лицом,

И вывеска «Илья Бугров»

Сипела над крыльцом…

Никита ехал прямиком.

И вдруг – среди села —

Не то базар, не то погром, —

Веселые дела!

Народ гуляет под гармонь,

Оглобель – лес густой,

Коней завидя, сбился конь…

Выходят люди:

– Стой!..

– Стой, нет пощады никому,

И честь для всех одна:

Гуляй на свадьбе, потому —

Последняя она…

Кто за рукав,

Кто за полу, —

Ведут Никиту

В дом, к столу.

Ввели и – чарку – стук ему!

И не дыши – до дна!

– Гуляй на свадьбе, потому —

Последняя она…

И лез хозяин через стол:

– Моя хата —

Мой простор.

Становись, сынок, на лавку,

Пей, гуляй,

Справляй престол!..

Веселитесь, пейте, люди,

Все одно:

Что в бутылке,

Что на блюде —

Чье оно?

Чья скотинка?

Чей амбар?

Чей на полке

Самовар?..

За столом, как в бане, тесно,

Моргунок стирает пот,

Где жених тут, где невеста,

Где тут свадьба? – Не поймет.

А хозяин без заминки

Наливает по другой.

– Тут и свадьба и поминки —

Все на свете, дорогой.

С неохотой, еле-еле

Выпил чарку Моргунок.

Гости ели, пили, пели,

Говорили, кто что мог…

– Что за помин?

– Помин общий.

– Кто гуляет?

– Кулаки!

Поминаем душ усопших,

Что пошли на Соловки.

 – Их не били, не вязали,

Не пытали пытками,

Их везли, везли возами