Василий Львович Пушкин - [97]

В начале 1816 года в Петербург приехал Н. М. Карамзин хлопотать об издании первых восьми томов «Истории государства Российского». Он остановился в доме Екатерины Федоровны Муравьевой на Фонтанке. Там он встречался с арзамасцами, которых считал людьми умными и талантливыми. Молодой А. С. Пушкин сказал в одном из стихотворений о том, что «ум высокий можно скрыть / Безумной шалости под легким покрывалом». Вероятно, Н. М. Карамзин это понимал и вполне оценил ум арзамасских шалунов. «Сказать правду, — писал он 2 марта 1816 года жене, — здесь не знаю ничего умнее арзамасцев: с ними бы жить и умереть»^[453]. В этом же письме он сообщал Е. А. Карамзиной, что дважды читал им отрывки из своей «Истории». Арзамасцы почтили историографа одиннадцатым ординарным заседанием, которое состоялось между 19 и 23 марта 1816 года. Вручая Н. М. Карамзину диплом, В. А. Жуковский выступил с проникновенной речью. Выражая общие чувства собравшихся, оратор, обращаясь к «счастливому любовнику славы», сказал:

«Кто дает этот диплом? — Арзамасцы, верные его обожатели, арзамасцы, которые, положив руку на сердце, признают его лучшим из людей, признают и здесь, все вместе в священном присутствии Арзамаса, под благодатным веянием крыл отечественного гуся, и каждый порознь в уединении, при сладострастном об нем воспоминании, признают и признавать всегда будут, ибо такое признание есть для них счастие»^[454].

Протокол одиннадцатого заседания не сохранился, но в тетради арзамасских протоколов остался текст «От арзамасского общества безвестных людей почетному и известному историографу всея России господину кавалеру Анны и славы Карамзину доброжелательный поклон и дружеское рукопожатие». И здесь речь шла о заслугах Н. М. Карамзина перед русской историей и русским словом, перед отечеством, которому он — «честь и слава». Сохранились и стихи на заданные рифмы В. Л. Пушкина «На случай нынешнего Арзамаса». Конечно, он мастер буриме. И все же, казалось бы, как можно написать стихотворение на такие слова, которые предлагалось зарифмовать: незабвенный — бог — стены — рог; предтечей — конец — встречей — сердец; краше — сыны — ваше — страны? А Василий Львович не только сумел это сделать. В связном тексте он рассказал об истории «Арзамаса», борьбе с «Беседой», воспел арзамасскую дружбу. Восторженный поклонник и последователь Н. М. Карамзина, он горячо его приветствовал, сказал о нравственном и общественном значении его творчества:

Для арзамасцев день сей вечно незабвенный,

Привел достойнейших сюда Парнасский бог.

Беседы дряхлыя трясутся ныне стены,

Бесстыдству, глупости сломали гуси рог;

Комедия была сословию предтечей,

И комику теперь бесчестье и конец.

Здесь дружба, искренность, усердье были встречей.

Живите вы для нас и добрых всех сердец.

Хор

Арзамас Беседы краше!

Дружбы нежной мы сыны!

Вечно будет счастье ваше

Счастье нашея страны (220).

23 марта 1816 года Н. М. Карамзин вместе с П. А. Вяземским и В. Л. Пушкиным отправился из Петербурга в Москву. Они добрались до Первопрестольной утром 27 марта, то есть ехали по тем временам не так уж и долго — меньше пяти дней. Наверное, Василий Львович был счастлив — он путешествовал с обожаемым учителем Н. М. Карамзиным и самым близким другом П. А. Вяземским, развлекал их дорожными буриме. П. А. Вяземский предлагал рифмы, Василий Львович сочинял стихи, а Н. М. Карамзину оставалось только смеяться. Некоторые стихи сохранились. Это «Разговор в Ижоре», буриме, сочиненные на станциях в Тосне, Подберезье, Бронницах, эпиграмма, написанная в Яжелбицах, еще несколько стихотворений. Прямо скажем, не шедевры. Любопытны приписки к стихам, сделанные рукою П. А. Вяземского. К стихотворению, в котором арзамасский староста умолял не оставлять его в одиночестве, Петр Андреевич дал такое пояснение:

«Тосна, в 8 часов и 20 минут за деревянным столом и при двух сальных свечах и при шуме клокочущего самовара. Примечание: Кибитка Старосты Вот я Васа изволила отстать бесчинно, и Староста был одержим мучительною неизвестностью о жребии своем, подобно Шаховскому перед падением новой собственной комедии»^[455].

К стихотворению, посвященному «товарищу Светлане», П. А. Вяземский дал такое пояснение:

«Староста написал оные вышепрописанные стихи на станции Подберезье в течении 15-ти минут, в присутствии пьяного капитана, который был с Суворовым в Англии и за сей поход получает пенсион по смерть, как он сам сказывал»^[456].

Врал пьяный капитан — не совершал А. В. Суворов английского похода. Но и его вранье — тоже дорожный быт наряду с сальными свечками и булькающим самоваром на почтовой станции. Впрочем, кого только не встретишь на почтовом тракте Петербург — Москва!

П. А. Вяземский предложил В. Л. Пушкину отправить в Петербург арзамасцам его дорожные вирши, и простодушный Василий Львович сделал это. И напрасно. Что тут началось! 20 апреля 1816 года в Петербурге было созвано чрезвычайное собрание «Арзамаса», на котором присутствовали их Превосходительства Резвый Кот — Д. П. Северин, Старушка — С. С. Уваров, Очарованный Челнок — И. П. Полетика, Эолова Арфа — А. И. Тургенев, Громобой — С. П. Жихарев, Ивиков Журавль — Ф. Ф. Вигель. В отсутствие Светланы — В. А. Жуковского временным секретарем был Кассандра — Д. Н. Блудов. В дорожных стихах Старосты они не нашли ни таланта, ни вкуса: «…в них даже не было смысла; не было правильной прозодии; о горе, не было и хороших рифм, кроме заданных». Более того, петербургские арзамасцы сочли, что «из оных стихов может легко произойти для Арзамаса бесславие великое, а для Беседы и Академии торжество неожиданное»