Василий Каразин. Его жизнь и общественная деятельность - [33]

Шрифт
Интервал

В истории с Семеновским полком Каразин увидел одно только поучение: «Время заменить религиозное к престолу почтение другим, основанным на законах».

«Государь! – добавляет он. – Не всем верьте поклонам и речам, которыми вас встречают губернаторы, которые, может быть, говорят: „Все еще благополучно, все еще по-прежнему!“ Великая перемена произошла и происходит в умах. Множество причин на сие действует, и день он яко тать придет! Правительство само способствует тому всеусильно… Я назову только одно: рекрутский нынешний набор. Невероятно, сколько подвинул вперед общественное мнение набор сей, производимый без очевидной для народа нужды по его необыкновенному количеству и в такое время, когда треть России, можно сказать, уже приведена в уныние недородом нынешнего лета…»

Далее Каразин указывает на необходимость реформ, дабы предупредить казавшиеся ему неизбежными потрясения.

«Теперь же, – говорил Каразин, – народ, пробуждаясь от своего невежества, начинает сопрягать вместе понятие о правительстве с понятием о насилии, грабеже и т. п. Чего ожидать? Хотят успокоить его Библиями, но он их не читает, не умеет читать, долго не научится и редко имеет к тому досуг. Притом люди злонамеренные именно из них самих извлекут тексты противу монархической власти, если будет в том состоять нужда. Ничего нет сильнее и к сему способнее некоторых мест…» «Словом, благородное наше юношество и народ, который также выходит уже из детского возраста, стоят в настоящее время на самом опасном распутий. Одно мгновение – и они пойдут на тот или другой путь невозвратно!.. Не самовластные меры, не подслащенные слова, не тонкости французской полиции тут потребны – все это даст совсем противный оборот делу! – но честность, строгая честность (loyauté), систематический план, основанный от первой буквы до последней на началах христианского монархического правления!..»

Последствия всех этих указаний по адресу Александра I были именно те, которых ожидал Каразин. Именно в одной из последних тетрадей своих записок он говорит об ожидаемой им «ссылке за Байкал», «пока еще ссылать можно». Непосредственно после написания Каразиным 7-й тетради его записки он был арестован и отправлен в Шлиссельбургскую крепость. Здесь он пробыл в заключении шесть месяцев, после чего был отправлен с фельдъегерем в свое имение Кручик, где он должен был жить безвыездно, не переписываясь ни с кем иначе как через губернатора…

Шесть с лишним лет прожил Каразин в своем имении на указанном положении. Перемена царствования возбудила в Каразине надежду на возможность выйти из того невыносимо тяжкого состояния, в котором он находился. А положение это было особенно невыносимо для Каразина при его энергии, жажде деятельности и привычке к ней, при его обширных всегда знакомствах, при "переписке со множеством лиц, что теперь поневоле должно было прекратиться. Однако события, имевшие место в начале царствования Николая I, мало подавали надежды на то, чтобы его обращение с просьбой к новому императору имело успех. Сначала жена Каразина обратилась к государыне, прося ее заступничества. Однако на это письмо-просьбу последовал решительный отказ императора смягчить участь Каразина. Вскоре после этого ото всех потребовали подписку о непринадлежности к тайным обществам, и при этом Каразину было разрешено объяснить в письме на имя государя свою несчастную историю. Каразин изложил все обстоятельства дела и хотел отправить письмо по адресу государя. Намерение это привело в ужас семейство Каразина, ожидавшего от такого шага лишь ухудшения своего положения. Два письма Каразина к Николаю I были перехвачены и немедленно уничтожены его семейством. Тем не менее Каразину удалось послать третье письмо. В нем он старается объяснить, что пострадал в 1820 году совершенно безвинно, что ни в его письме 1820 года к Александру I, ни в вызванной этим письмом записке не было ничего преступного, в подтверждение чего прилагает копии с означенных документов.

«Я хотел всеусильно, – пишет Каразин, – и сколько от ничтожного, частного человека зависит, предупредить – не только казавшуюся мне близкою тогда, но и все возможные впоследствии революции, обратив внимание государя—не-деспота на противоречия между разливающимся чрез все сословия в народе просвещением и формами правления, которые могли быть приличны прошедшим лишь векам, – противоречия, которые необходимо производят и всегда будут производить одно действие».

После этого места следует горячая тирада о невозможности «остановить колесо или дать ему противное движение» – тирада, уже приведенная нами выше, при характеристике политических воззрений Каразина.

Само собою разумеется, что такая просьба, представлявшая собою апологию тех самых воззрений, за которые Каразин попал в Шлиссельбургскую крепость, мало могла рассчитывать на успех, особенно если принять во внимание тогдашние обстоятельства. Это понимал и сам Каразин, который говорит в своем письме: «Для того, может быть, пишу, чтобы увеличить еще вину мою, представить ее во всей наготе». Однако, вопреки этому опасению, император Николай, прочитав письмо Каразина и приложенные к нему документы (копии с письма к Александру I и записку, писанные в 1820 году, и некоторые другие), приказал разрешить Каразину выезжать из его имения, с тем, однако, чтобы он не имел права приезжать в Петербург. Последнее ограничение тяготело над ним до самой его смерти.


Еще от автора Яков Васильевич Абрамов
Бенджамин Франклин. Его жизнь, общественная и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Джордж Стефенсон. Его жизнь и научно-практическая деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Генри Мортон Стэнли. Его жизнь, путешествия и географические открытия

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы — профессия.


Иоганн Генрих Песталоцци. Его жизнь и педагогическая деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Майкл Фарадей. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Христофор Колумб. Его жизнь и путешествия

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Рекомендуем почитать
Оставь надежду всяк сюда входящий

Эта книга — типичный пример биографической прозы, и в ней нет ничего выдуманного. Это исповедь бывшего заключенного, 20 лет проведшего в самых жестоких украинских исправительных колониях, испытавшего самые страшные пытки. Но автор не сломался, он остался человечным и благородным, со своими понятиями о чести, достоинстве и справедливости. И книгу он написал прежде всего для того, чтобы рассказать, каким издевательствам подвергаются заключенные, прекратить пытки и привлечь виновных к ответственности.


Императив. Беседы в Лясках

Кшиштоф Занусси (род. в 1939 г.) — выдающийся польский режиссер, сценарист и писатель, лауреат многих кинофестивалей, обладатель многочисленных призов, среди которых — премия им. Параджанова «За вклад в мировой кинематограф» Ереванского международного кинофестиваля (2005). В издательстве «Фолио» увидели свет книги К. Занусси «Час помирати» (2013), «Стратегії життя, або Як з’їсти тістечко і далі його мати» (2015), «Страта двійника» (2016). «Императив. Беседы в Лясках» — это не только воспоминания выдающегося режиссера о жизни и творчестве, о людях, с которыми он встречался, о важнейших событиях, свидетелем которых он был.


100 величайших хулиганок в истории. Женщины, которых должен знать каждый

Часто, когда мы изучаем историю и вообще хоть что-то узнаем о женщинах, которые в ней участвовали, их описывают как милых, приличных и скучных паинек. Такое ощущение, что они всю жизнь только и делают, что направляют свой грустный, но прекрасный взор на свое блестящее будущее. Но в этой книге паинек вы не найдете. 100 настоящих хулиганок, которые плевали на правила и мнение других людей и меняли мир. Некоторых из них вы уже наверняка знаете (но много чего о них не слышали), а другие пока не пробились в учебники по истории.


Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.


«Мы жили обычной жизнью?» Семья в Берлине в 30–40-е г.г. ХХ века

Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.