Василий Гроссман в зеркале литературных интриг - [137]

Таким образом, книга Гроссмана снова оказалась «в несомненном родстве» с толстовской. Совпадение вряд ли случайное.

Примечательно, что в статье Кузнецова есть имплицитная ссылка на заглавие гроссмановской повести:

«Как же устояли наши люди в этом аду? Смертны ли они?

Да, они были смертны. Но это были настоящие люди, их нервы и сердца выдержали».

2 сентября газета «Труд» напечатала статью Л. А. Озерова «Сталинград». Речь шла о сборнике, выпущенном издательством «Советский писатель»[298].

Озеров рассуждал о значении сборника в литературном процессе военного времени. Как поэт, разумеется, акцентировал специфику личного восприятия: «От книги прозы В. Гроссмана веет настоящей поэзией».

Гроссмановская книга, по словам Озерова, не только сборник документальных свидетельств, но и плод личного опыта. Результат именно собственных наблюдений: «Страницы книги обожжены сталинградским огнем. В этом ее неповторимое обаяние. А значение ее – в глубоком показе “человека с ружьем”, русского солдата-победителя…».

В заслугу Гроссману поставлены не только наблюдательность, писательское мастерство, личная храбрость. Речь шла об историософском толковании: «Эта книга о людях, выдержавших бешеный натиск бронированных дивизий Гитлера. Здесь решался вопрос вопросов. Василий Гроссман понял это».

Далее Озеров перешел к выводам. По его словам, Гроссман «нигде не говорит о победе. Очерки писались в труднейшие дни сталинградской эпопеи. Но автор приводит читателя к своей итоговой мысли: эти люди не могут не победить».

В данном случае важно, что и Озеров счел уместной аналогию с толстовской эпопеей. Акцентировал: «Подобно нашим документальным фильмам, эти очерки ведут к созданию большого эпоса войны».

Ни одного замечания критик тоже не сформулировал. По тональности аналогична и статья Б. И. Соловьева, «Русские воины», опубликованная 22 сентября газетой «Красный флот»[299].

Рассуждал Соловьев преимущественно о героях очерков Гроссмана, что и заявлено в заглавии статьи. Оценка книги в целом задавалась изначально: «Среди литературы, посвященной отечественной войне с немецкими захватчиками, книга Гроссмана занимает особое место. Это очерки внимательного и пытливого свидетеля многих великих и славных событий, которые навсегда войдут в историю, как одни из самых замечательных ее страниц».

Герои очерков Гроссмана, по словам Соловьева – не выдуманные, а реальные участники Сталинградской битвы. Им свойственны не только храбрость, даже презрение к трусости, но и жестокость. И автор очерков, если верить критику, ничего скрывать не собирался: «Да, люди, о которых пишет Гроссман, не “прекраснодушны”, они не полны благостью всепрощения, они непримиримы, суровы, справедливы, сами не “вильнут” и другому не позволят “вильнуть”, и полной ценой заставят заплатить за измену долгу, родине, присяге».

Позиция Гроссмана, по Соловьеву, единственно возможная. Значит, утверждал критик, автор книги прав, «когда говорит, что в основе несокрушимого упорства нашего бойца – не только отличная воинская и политическая подготовка и суровая дисциплина, а и целомудренная мораль и крепкая взаимная любовь».

Сопоставление с романом «Война и мир» в таком контексте закономерно. Толстой, как утверждал Соловьев, «говорил: если произведение основано на лжи, то оно порошком рассыпается. А возьмите очерки Гроссмана, такие как “Направление главного удара”, “Власов”, “Сталинградская битва” – они словно отлиты из цельного куска металла, они полны силы и энергии. Пафос правды ощущается в книге и создает суровый стиль ее реализма, чуждый ложной патетике».

Таким образом, автор сборника вновь назван реалистом толстовского уровня. По советским меркам – едва ли не высшая оценка писателя. Гроссман, если верить Соловьеву, «не боится быть моралистом, – в этом он следует коренным традициям русской литературы, традициям, определившим мировое значение нашего искусства, являющегося совестью всего передового человечества».

Так что сказанное Роскиной относительно «всегда опального положения» Гроссмана следует отнести к области вымысла. Мемуаристка, вероятно, «хотела, как лучше», но к оценке достоверности свидетельства не имеют отношения подобного рода намерения.

Подчеркнем: гроссмановский триумф считался бесспорным. Автор повести «Народ бессмертен» не стал лауреатом, но это компенсировалось всесоюзной и даже мировой известностью – его очерки и рассказы переводились на европейские языки.

Сталинградское командование представило Гроссмана к ордену Красной Звезды. А с началом зимнего наступления – к медали «За оборону Сталинграда».

Кстати, в 1943 году введена унифицированная система званий начальствующего состава. Соответственно, военные корреспонденты прошли переаттестацию, что для многих подразумевало и понижение: интендантский статус был ниже командирского. Гроссман же сразу получил звание майора, эквивалентное прежнему. Вскоре стал и подполковником.

Однако проблемы статуса были для него второстепенными. Спецкор «Красной звезды» вновь уехал в действующую армию, 28 июля отправлено его очередное письмо: «Дорогой папа, вот уже 3 недели, как езжу подобно цыгану по множеству дорог. Ездить летом куда приятней, чем зимой – нет заботы о ночлеге, солнце светит, идут теплые дожди, огромные луга цветут так ярко, как, кажется, никогда не цвели. Только часто вместо запаха цветов стоит над ними другой, страшный запах. Настроение в связи с добрыми вестями и с наших фронтов, и из Сицилии хорошее».