Ел какую-то дрянь, пил какую-то отраву.
Василий погибал и понимал это в минуты протрезвления, но знал, что идти ему больше некуда, — и все начиналось вновь.
В сбившейся кучке бомжей Василий был за старшего, потому что умел драться. Когда их чердак пытались занять другие бродячие ватаги, Василий выходил вперед и лупил всех подряд.
Бил Василий и своих, если кто-то был пойман на воровстве или крысятничестве. Его уважали.
Как-то раз пьяная ватага устроила на чердаке пожар, еле удалось его потушить. Но примчались пожарники, которые и вызвали милицию.
Василий, крепко выпивший, пытался защитить от милиции своих. Но его так избили, что он потерял сознание.
Очнулся в милицейском «зверюшнике», стал кричать, биться о стены и о решетку. Его еще раз отколотили резиновыми палками, и он опять потерял сознание.
Утром его не могли привести в чувство. Он хрипел, и изо рта шла пена.
Василия отвезли в больницу.
Он лежал на спине голый, лицо и тело его были синими, в темно-бордовых кровоподтеках и открытых ранах. И пожилая медсестра, размазывая по телу йод и накладывая пластыри, охала и сокрушалась:
— Надо же, матушки мои родненькие, такой статный мужчина, а бомж поганый. С милицией учудил драться, нате вам! Вот поганец!
Василий не приходил в себя почти двое суток. Когда открыл глаза и увидел белые стены, подумал, что он в морге. Тела своего он не чувствовал.
Эта догадка ему понравилась: значит, все позади, и не будет больше никаких кошмаров.
— Мертвый я, мертвый! — закричал он радостно.
— Да живой ты, живой, — возразили ему соседи по палате.
И Василий Мишин впал в депрессию. Больше он ни с кем не разговаривал, только стонал от боли во всем теле. А ночью связал две простыни, сделал из них петлю. Другой конец закрепил на крюке под потолком, поставил под ноги тумбочку, встал на нее, сунул голову в петлю и ногами отодвинул тумбочку в сторону.
Петля стянулась, и он повис. Он висел долго и никак не мог умереть, потому что простыня — она и есть простыня. Это же не веревка! Он хрипел, сучил ногами, но окончательно не задохнулся.
Все спали, но один товарищ по палате решил сходить по малой нужде и уже подошел к двери, когда в темноте разглядел эту картину...
Он обхватил Василия за ноги, поднял его кверху и завизжал на всю больницу:
— Помогайте, мать вашу, помогайте!
Василия, полумертвого, все же откачали.
А утром отправили в психоневрологический диспансер, что в простонародье именуется сумасшедшим домом.
8
Рядовой Иван Александрович Мухин после окончания учебного курса в городе Калуге был сразу же направлен в Чечню. Ему не пришлось там бегать с автоматом и лезть под пули, потому что его маленькая часть располагалась в тихом неприметном месте, солдаты и офицеры были специалистами в области электроники и занимались разведкой — прослушкой эфира, перехватом переговоров, которые вели между собой бандформирования. Конкретные обязанности Ивана заключались в несении дежурства с наушниками на голове, фиксировании всего, что происходило в эфире, немедленном докладе обо всем заслуживающем внимания дежурному офицеру.
Часто, когда наши или чеченцы начинали операции, давались и отрабатывались конкретные вводные: обратить особое внимание на то и на это, не пропустить такие-то ключевые слова, обозначающие какие-то маневры и т.д.
Служба в целом у Ивана шла хорошо, претензий к нему не было.
И он рапортовал матери о своих успехах в частых разговорах по телефону: благо связь всегда имелась.
Но кроме дежурств был и отдых. Ваню тянуло к наркотикам. Он их системно попробовал еще до армии. Тогда все кончилось семейной встряской и тем, что знакомый семье врач отбил у него охоту к наркотикам какими-то препаратами. Теперь эта тяга была непреодолимой.
Он понимал: если кто-то узнает, то он вылетит из хорошей части в три секунды, попадет, как говорится, на передовую, где его и ухлопают в первом же бою... Надо действовать осторожнее. К кому подойти? У кого попросить?
В части это невозможно: особисты так и шныряют. Да и вряд ли кто-то из его сослуживцев с этим связан. Надо попытаться найти кого-то извне. Местные жители наверняка раздобудут. За деньги все можно. А мама денег пошлет сколько надо.
Часть была связана только с одним местным жителем — водителем Ахметом, добрым и веселым парнем, красивым смуглым чеченцем, который примерно раз в неделю привозил цистерну с водой для кухни.
Мухин выбрал момент и подошел к Ахмету. Помялся, спросить было боязно.
— Да говори чего надо, не укушу, — засмеялся Ахмет.
— Мне бы порошок этот, белый.
— Какой порошок? Кокаин, что ли? — громко воскликнул Ахмет и опять засмеялся.
— Ну что ты кричишь! Да, да, да!
— А сколько?
— Чего сколько? Денег?
— Порошка сколько?
— Ну, не знаю, чтоб хватило.
— Ну, значит, грамм сто. Но это дорого.
— Сговоримся.
— Ладно, через неделю жди.
Иван постоял, глядя, как Ахмет садится в машину. Он здорово трусил, такая ситуация...
— Ахмет!
— А?
— Смотри, чтоб никому.
— Не волнуйся!
Через неделю Ахмет ему сообщил:
— Сам я не могу. Сам понимаешь, боюсь работу потерять. Через полчаса подъедут «Жигули» зеленого цвета. Стой за оградой. Ребята надежные, привезут, чего просил, не бойся.
