Ей стало тревожно: никогда ведь не приглашали в военкомат! Но военком ничего не объяснил, попросил приехать, и все.
В кабинете военкома сидели офицеры. Когда она вошла, все встали.
Седой полковник, что стоял во главе стола, подошел к ней с какой-то красной коробкой и грустно, членораздельно произнес:
— Ваш муж, заместитель командира батальона майор Вожляков Александр Сергеевич, погиб смертью храбрых в бою под городом Гератом. Вот его медали и орден «Красной Звезды», — и вручил ей красную коробку. — Мы искали вас, но долго не могли разыскать.
— Мужайтесь, — еще сказал полковник.
Маша не смогла больше стоять, ей подвинули стул. Она села. Случившееся ее ошарашило.
— А где этот Герат? — прошептала она.
— Это в Республике Афганистан. Там ограниченный контингент наших войск выполняет дружественную миссию.
— Где его могила? — еще спросила Маша.
— Он похоронен на Пулковском кладбище. Вам лучше туда самой съездить.
Маша разрыдалась. Офицеры помогли ей выйти на улицу.
Работники Пулковского кладбища показали ей братскую могилу, где лежал и ее муж Сашенька. Вместе с еще одиннадцатью офицерами и солдатами.
А какой-то вездесущий, всезнающий и, верно, сильно пьющий служитель, отвечающий за порядок, сообщил Марии, что отдельной могилки не может быть, так как те, кто здесь лежит, ехали на бронетранспортере, подорвались на мине, а потом долго горели, и никого теперь не опознать.
Все это так потрясло Марию, что она долго болела. Лежала и глядела в потолок, потом выла. Она ведь так любила своего Сашеньку, хотя и был он почти всегда далеко. И корила себя: наука, наука! А мужа потеряла! Надо было держать мужа рядом, тогда бы и не погиб. Зачем ей теперь эта наука, зачем докторская степень, если Сашеньки нет рядом?! Все тщеславие, проклятое тщеславие, загранпоездки, тряпки, съезды, конференции! А Сашенька! Он так любил ее, даже не сообщил, что в Афганистан уезжает, чтобы не расстраивать, не тревожить зря.
Всю любовь она теперь переключила на сына Ванечку, родную ее и Сашину кровиночку.
Иван, фактически постоянно проживавший у бабушки с дедушкой, рос тихим, добрым мальчиком. В отличие от своих родителей был он нескладен и даже некрасив. Все время занимался какими-то электронными моделями, часто хлопал белесыми ресничками и что-то конструировал. К бабушкиной, дедушкиной и материнской любви относился с добродушной равнодушностью.
«Как бы и сына не потерять», — волновалась теперь Мария и окружала его материнской любовью, покупала ему все, на что он тыкал пальчиком.
Мало-помалу она опять включилась в работу, в исследования, потихоньку затягивалась душевная рана, нанесенная гибелью мужа.
Новость, которую однажды она узнала, ее шокировала: ее сын принимает наркотики. Сказали ей это родители, у которых Ванечка жил в ее отсутствие.
— Не волнуйся — было, но Ванечку показывали врачу, врач прописал какие-то лекарства, Ванечка их принимает, больше рецидивов нет.
Слава Богу! Но Мария прекрасно знала, если сын уже втянулся, то возврата нет. Излечиваются только сильные. А Ванечка не такой, он слабенький. Но, может, пока и не втянулся, а просто только попробовал.
И тем не менее она решила его отдать в армию. Сын как раз окончил школу, собрался поступать в институт радиоэлектроники. Какая электроника? Армия быстро вылечит! И она сама пошла в военкомат, попросила поскорее забрать сына в армию.
И его забрали.
Иван попал служить в войска связи, куда-то под Калугу, в учебную часть.
Мария думала: «Калуга — это средняя полоса России. Там войны нет и не может быть. А армия мозги быстро парню вправит».
По крайней мере, в этом был уверен ее покойный муж Сашенька.
5
...А корабль и впрямь вскоре попал в аренду. Сроком на 10 лет. Пришел новый капитан, гражданин Норвегии, над судном повесили греческий флаг — голубой крест среди голубых полос.
Капитан стал набирать свою команду. Старпомом был назначен грек, говорили — опытный моряк. Василию места на судне не нашлось.
Пошел в пароходство. Там развели руками:
— Смотри, Василий Николаевич, какая ломка кругом, люди уходят, суда в расход пускаем. Иди пока в отпуск, отдохни. Понадобишься — вызовем.
И Василий Мишин стал жить дома.
Люба, жена его, никак не могла успокоиться:
— Ты же моряк, тебе в море надо плавать, а не дома рассиживать!
Василий вяло огрызался:
— Это же временно, Люба, сейчас все устроится, и опять пойду в рейс.
— Какой рейс, какой рейс?! Звонка он ждет. А не надо уже ничего ждать. Самому надо идти в кадры и проситься. Каждый день надо ходить. Ты смотри, что в стране происходит, что в Архангельске творится! Перестройка хренова! Всех повыгоняли, пьянь одна по дворам ходит.
Но идти и просить за себя Василий никогда не умел. Он искренне ждал: ну позвонят же! Не последний он человек. Но никто не звонил, ничего не предлагал. А жена все корила и корила, и Мишин стал отчаиваться.
Как-то в городе повстречал бывшего однокашника по мореходке Петра Антонова. Знал, что в последнее время тот ходил «вторым» на ледоколе «Диксон». Петя был подвыпившим.
Василий несказанно обрадовался встрече с давним приятелем. Петя, видно, тоже, но разговора не поддержал. Он был неопрятно одет, от него дурно пахло. Давно не брит. А всегда был такой аккуратный.
