Василий Блюхер. Книга 1 - [19]

Ночь Василий провел беспокойно. Перед ним маячила высокая Александровская колонна, каменные лица солдат, бегущие люди. Они падали, силились подняться, их гнал животный страх. Они проклинали Гапона, царя, солдат. Василий как в ознобе съежился, вспоминая события дня. Тоскливая и бессильная злоба не покидала его. Лоб покрылся холодной испариной. Хотелось пить, но не хватало сил подняться, а звать Лушу было совестно. Только на рассвете он уснул тяжелым сном.

Луша поднялась по-обычному рано и удивилась, что Василий еще спит. Она подошла к сундуку, на котором он теперь еле умещался, согнув ноги в коленях, и увидела его пылающие щеки. Дотронулась до лба — горячий. «Надо лавку открывать», — подумала она и решила его разбудить, но в эту минуту в приоткрывшуюся дверь просунулась голова Насти.

— Луша, — прошептала она, — папенька наказывал не открывать сегодня лавку. А Вася-то еще спит?

— Спит, да весь горит.

— Заболел? — испугалась Настя и, войдя в халатике на кухню, подошла на цыпочках к сундуку и взглянула на лицо Василия. И вдруг засовестилась за отца, который равнодушно смотрел на то, как живет Василий, не имея своего угла. На глазах у нее показались слезы, она поспешила уйти.

Василий проснулся только днем с головной болью. Луша подошла к нему.

— Занемог? — спросила она участливо.

Он посмотрел на нее широко раскрытыми глазами.

— Тихо на улице?

— Лежи, — прикрикнула Луша, — наказывала вчера не ходить, а ты свое. Вырос, небось самостоятельный, теперь мое слово для тебя не закон. Лежи!

— Голова болит, а тело крепкое.

Василий поднялся, оделся и подошел к миске умыться. Луша слила ему из кружки. Потом он поел и сразу почувствовал облегчение. Он вспомнил, что со вчерашнего утра у него во рту не было и маковой росинки.

— Настенька приходила, — таинственно прошептала Луша, — хозяин наказал не открывать сегодня лавку.

— Да ну их всех к лешему.

— Что с тобой, Вася? Ошалел, что ли?

Василий с трудом улыбнулся, желая загладить свою вину:

— Кабы ты своими глазами поглядела то, что я вчера видел, — возненавидела бы лавку, купцов, попов и самого царя.

— Не нами они выдуманы, не нам их менять.

— Значит, так до гроба будем жить?

— Зачем же? Вот ты, к примеру, приказчик, а можешь стать купцом.

— Я да купцом? — возмущенно перебил Василий, — Пропади все пропадом… Людей-то сколько перебили вчера! Сколько сирот и вдов останется!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Настя тяжело переживала равнодушие Василия, но мириться с этим не хотела. «Не мытьем, так катаньем, но я привяжу его к себе», — думала она, уверяя себя в том, что Василий с годами смирится, полюбит ее и тогда они поженятся. И вместе с тем не могла представить себе, как Василий будет жить в их доме со вздорной маменькой и сестрами.

При всяком удобном случае она спускалась в лавку и слезно просила свидания. Василий был неумолим. И вот однажды, когда она, стоя у конторки, бросила резкое слово Василию, в лавку вошел тот самый молодой человек, который под Новый год так жеманно пригласил Настю танцевать. Василий узнал его и подумал: «Вот такого ферта не жаль пугнуть». Опираясь пальцами на край прилавка, он с презрением посмотрел на него, меж тем как Настя, изменившись в лице, гордо спросила:

— Какими судьбами, Геннадий Ардальонович?

— Шел мимо, дай, думаю, зайду, — ответил он, галантно расшаркиваясь перед Настей.

— У нас через лавку хода нет в квартиру, — заметил Василий.

— Не в свое корыто не суйся, — огрызнулся Геннадий Ардальонович.

— Много ли корысти в таком корыте, — покачал головой Василий.

— Хам, не с тобой пришел разговаривать.

Василий вышел из-за прилавка и приблизился к Геннадию Ардальоновичу:

— Эй ты, погремушка, гляди, как бы я тебя не вышвырнул на улицу.

Лицо у Геннадия Ардальоновича перекосилось и покрылось пятнами. Настя с чертовским весельем смотрела то на него, то на Василия, но не вмешивалась. Никогда она не видела Василия таким сердитым.

— Я… я расскажу Фадею Фадеевичу, и ты… ты вылетишь вон, — заикаясь пригрозил Геннадий Ардальонович.

Василий без слов повернул Геннадия Ардальоновича к себе спиной, ухватил правой рукой за меховой воротник, подтолкнул без труда к двери и, открыв ее, вытолкал непрошеного гостя, дав хорошего пинка коленом.

Настя, сдерживая смех, выскочила из-за конторки, подбежала к Василию и, не дав ему опомниться, быстро поцеловала в щеку.

— Ловко ты его отделал.

— Иди к себе наверх! — строго сказал Василий. — Все вы одного поля ягоды.

Настя мгновенно преобразилась. Ее лицо сразу приняло независимый вид, и она, напустив на себя строгость, певуче произнесла:

— Ты со мною помягче, я могу коготки показать.

— Идите из лавки, барышня, — деловым тоном предложил Василий, — иначе папеньке скажу, что мешаете работать.

Настя промолчала и, высоко задрав голову, поднялась по лестнице в квартиру.

Сеня забежал в лавку и, убедившись, что хозяина нет, таинственно сообщил Василию:

— Нашел такую бумажку, что беспременно в полицию надо отнести.

Василий впился глазами в крупные печатные буквы и читал вслух:

— «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Граждане! Вчера вы видели зверства самодержавного правительства! Видели кровь, залившую улицы! Видели сотни убитых борцов за рабочее дело, видели смерть, слышали стоны раненых женщин и беззащитных детей! Кровь и мозги рабочих забрызгали мостовую, мощенную их же руками. Кто же направил войско, ружья и пули в рабочую грудь? — Царь, великие князья, министры, генералы и придворная сволочь.