Василий Блюхер. Книга 1 - [13]

Луша таила мечту, чтобы Вася лет этак за десять скопил деньжонки и открыл мануфактурную лавку, а она возьмет дом в свои руки и старость доживет не в людях, а как бы у себя. Но Вася разочаровал ее.

— Купца из меня не выйдет, — сказал он в ответ на ее предложение.

— Всю жизнь, что ли, в приказчиках?

— И приказчиком не буду.

Луша всплеснула руками. Она искренне считала, что о большем Васятке и не мечтать.

— Шутка ли сказать: своя лавка в торговом ряду!

— Не нужна она мне, тетя Луша.

— Как так не нужна? Тебе сам Фадей Фадеич мануфактуру в долг даст, без векселя на слово поверит.

— Не нужна, да и только.

— Чего же ты хочешь?

— Учиться.

— Ишь какой! Нешто Воронин шибко грамотный? Все счета в уме держит, аршин приложил, ножницами отрезал, а денежки в карман.

Вася безнадежно махнул рукой.

— Где тебе понимать, сынок, — не унималась Луша, — подрастешь, загоришься охоткой. Даром уговариваю.

Ночью Луша долго думала над ответом Васятки, пытаясь понять, почему он не тянется к богатой жизни, не хочет выбиться в купцы и зажить самостоятельно. Парнишка старательно работал, вел себя безукоризненно, и даже придирчивый Воронин не мог бы сказать о нем что-нибудь плохое. Такому бы дорога, а не хочет. Непонятна была Луше страстная и мятущаяся душа мальчика.

В шестнадцать лет Василий выглядел взрослым и не в меру серьезным. Третья дочь Фадея Фадеевича, Настенька, была старше Василия на год. С недавних пор она стала заглядываться на приказчика и делала это скрытно от всех, но не потому, что стыдно было признаться в том юноше, а потому, что боялась маменьки и папеньки, как называла родителей. Они не разрешали Настеньке показываться на кухне или сойти в лавку, но, живая и юркая, она ловко обманывала их, когда ей этого хотелось, и порхала по всем комнатам, залетая на минутку то на кухню, то в лавку.

И лицом и характером Настенька отличалась от сестер и даже от отца с матерью. О ней нельзя было сказать, что яблоко от яблони недалеко откатывается. «Не девка, а черт», — отзывались о Настеньке соседи, а Луша хорошо знала, что злые языки говорят: «Не Фадеича она дочка, а уж чья — догадываемся». Стройная и изящная, с золотыми локонами, свисавшими кольцами, с синими глазами и мелкими белыми зубами, она нравилась многим. Уж на что Василий был равнодушен к девчонкам, и то, увидев впервые Настеньку в длинном платье, залюбовался ею. Раньше он не выделял ее из среды таких же девчонок и никогда бы не подумал, что она может вызвать в нем интерес и даже какое-то особое волнение. Причесанная, как и сестры, у цирюльника, строгая, но с затаенным озорством в глазах, она выглядела красивой.

Как Настенька ни хитрила, но Лушу обмануть ей не удавалось. Чуткая Луша ревниво следила за хозяйской дочкой, боялась, что та украдет Васину привязанность. «А почему бы их не толкнуть друг к другу? — подумала она как-то трезво. — Хозяин отдаст ее за Василия, а его возьмет в компаньоны». Теперь Луша радовалась, что само счастье идет в руки Васятке.

— И до чего хороша Настенька, — как бы невзначай похвалила ее Луша, укладываясь спать.

Василий молчал.

— На тебя заглядывается, — добавила Луша, — все вижу.

— Мне-то что, — пробурчал Василий, — мне до нее дела нет.

— Ох, и не говори, Васятка, ни вот столечки не поверю, — и показала на кончик ногтя. — Чего тебе стыдиться? Настя не в сестер пошла. Те — дурехи, а она вон какая ягодка. И хороша и умна.

Василий продолжал молчать, боялся, — если заговорит, тут его Луша и заворожит. Настя ему очень нравилась, но внутренний стыд, свойственный юноше его возраста, не позволял ему в этом признаться даже самому себе, и он скорее дал бы себе отрубить палец, чем рассказать о своем чувстве к этой необыкновенной, как ему казалось, девушке. Их связывала тайна. Случилось так, что Настя однажды, крадучись, сошла на несколько ступенек по круглоспуску и, убедившись, что отца в лавке нет, а Вася, прикрыв руками книгу, украдкой читает, мгновенно очутилась внизу и ловко выхватила книгу.

— Отдайте, барышня, — строго попросил Василий.

Настя состроила презрительную гримасу.

— Я думала, что ты настоящий кавалер, — наигранно пристыдила она его.

Вася от удивления раскрыл глаза.

— Чего гляделки вылупил? — спросила она. — Как надела длинное платье, барышней стал меня величать и выкать. Брось, Васятка, не к лицу.

— Настя, богом прошу, уходи! Ненароком отец вернется — достанется мне.

Настя поняла, что Вася прав. Она бросила книгу на прилавок и внушительно сказала:

— Как закроешь лавку, приходи на угол Расстанной улицы, буду тебя ждать. Обманешь — пеняй на себя.

Вечером Василий нехотя вышел из дому и побрел к Расстанной улице, в конце которой стояла древняя часовенка купеческой богадельни. Кутаясь в ветхое пальтишко и пряча руки в карманы, он сетовал на себя всю дорогу, зачем идет на свидание. «Мы не пара, — размышлял он, — узнает ее папенька, и тогда делу конец: меня прогонит, а ее отлупит».

Настя в теплой шубейке, в высоких сапожках на шнурках и беленькой шапочке уже поджидала его, переминаясь с ноги на ногу. Увидя Василия, она рванулась к нему, безбоязненно взяла под руку и потащила по тихой и безлюдной улочке.