Васильев вечер - [8]

Их было двое.

— Проклятая! вот не было горя, да черти накачали! Чем бы теперь пировать на радостях, а мы на холоду стучи зубом о зуб! Ох, если б теперь попалась мне в руки… Те, постой. Что-то шумит.

Разбойники, приблизясь, остановились под самым деревом, на котором, ни жива ни мертва, ожидала решения своей судьбы несчастная Настенька. Ну если отломится сучок, ну если она потеряет равновесие, из рук выронит ветвь… на ней нет башмака… ну если он скинулся, когда она лезла на дерево или где-нибудь вблизи, и разбойники увидят его на земле! С каким горячим чувством стала молиться несчастная!

— Нет, тебе верно так показалось, — возразил другой, прислушиваясь к шороху.

— Чего, братец, показалось, — смотри, вон пробирается волк, видишь, как сверкает он глазами… Прицеливайся, пали. — И разбойники в два ружья выстрелили в дикого зверя, который с страшным стоном в ту же минуту упал мертвый.

— Мы оставим добычу здесь, — сказал старший разбойник, прикалывая волка, — а сами поедем дальше.

— Куда еще дальше, в омут, — отвечал другой. — Поедем назад: ее, знать, давно поймали!

— Полно врать. Если б поймали, мы услышали б свист. Иван Артамонович всем приказывал знак подать. Доедем хоть до Терешиной дороги, до камня.

— Шутка до Терешиной дороги — версты две, а уж день высоко.

— Зато ведь любо, как она попадется к нам в лапы. Ей-богу, Гриша, мне чудится, что змея где-нибудь здесь проползает. Ведь досадно будет, если по усам потечет, а в рот не попадет.

— Пожалуй, я поеду с тобою, но не дальше Терешина камня, а после, как ты себе хочешь, я прямо домой: и так я устал, как собака, и есть, мочи нет, хочется. Да куда ты воротишь направо? Вот где надо ехать.

— Досталось тебе учить меня, дрянь! ступай за мной.

— Мне все равно, — отвечал молодой разбойник, оборачивая лошадь, — но ты увидишь, дядя Иван, что мы не попадем, куда хочешь.

Разбойники поехали.

Настенька отдохнула. Бережно раздвигает она ветви смотрит вслед за ними, пока не потерялись они из виду, чтоб заметить их путь. Однако ж беда не совсем еще миновалась. Слезть с дерева ей невозможно и бежать некуда — иначе она повстречалась бы с своими преследователями. Она должна дожидаться их здесь, пока они воротятся за оставленным волком и уедут назад. Так и быть: она избирает последнее решение и остается на своем месте.

Эта невольная остановка имела на нее спасительное действие: упавшие ее силы восстановились, дух ободрился; а если б, без последней опасности, она продолжала бежать по-прежнему, без памяти, — то вскоре изнемогла б совершенно и пала б жертвою усталости, голода или того хищного зверя, от которого теперь избавили ее разбойники. Притом она узнает теперь наверное, куда ей бежать, по тому ли направлению, по которому старший разбойник повел младшего, или по тому, которое избрать советовал сей последний. — Настенька ждет не дождется, чтоб скорее приехали разбойники, и смотрит на все стороны. Чрез час она в самом деле завидела их издали. Они ехали шагом и бранились между собой.

— Да перестань, грыжа! — говорил старший. — Эка важность, размок совсем!

— Тебе хорошо, а меня еще черт сунул вперед, попал в такую трущобу, что насилу вылез; — спасибо, что лошадь вынесла.

— Черт знает, братец, как это я ошибся. Со двора надо держаться права; так, кажется, мы и ехали, а не туда приехали. Вот что… ну смекнул теперь: у этого дерева, помнишь, мы останавливались, — вот когда я смешался: я позабыл, с которой стороны мы к нему подъехали.

Старший разбойник остановился в раздумье, осматривался кругом, между тем как младший отъехал подальше за застреленным волком.

— Точно, Гриша, твоя правда… Отсюда надо бы ехать прямо… Придет озерко, мимо его взять поправее… Так и есть, болото, в котором мы было увязли, и останется влево… за озером перелесок с полверсты, а там на версту поруснику, а там и дорога. Тьфу, черт возьми, как будто леший меня обошел.

— Толкуй теперь по субботам, а если б послушался меня, так не бывать бы нам в воде, — сказал младший разбойник, привязав свою добычу к седлу и сев на лошадь.

— Полно, Гришуха, не сердись: тебе не в первой раз из воды вылезать суху. Поедем, поедем, отогреешься; видно, нашу голубку в самом деле другие поймали и нас дома дожидаются. Чтоб тебя с корнем вон, проклятое, — вскрикнул он, ударив палашом по ветвям того дерева, на котором сидела наша пленница, так что шишки сверху посыпались, и поскакал с своим товарищем.

Настенька слезла с дерева и пала на колена, восылая к небу теплую молитву.

— Господи, благодарю Тебя! Ты снял меня с пылающего котла. Ты отворил мне ворота в разбойничьем доме. Ты указал мне это спасительное дерево — доведи, доведи меня до большой дороги.

Кончив свою молитву, она пускается бежать, как сами разбойники указали ей. Солнце блистало на небе; в воздухе распространялась теплота, птицы пели кругом; мертвый лес оживился, и у нее сердце забилось спокойнее, надежда увеличилась; ей остается только две версты до дороги, до человеческого следа. Там предел ее мучениям.

Ах, Настенька! счастлива ты, что не представляешь себе теперь никаких других опасностей, которые тебя ожидают. Терешинская дорога! Но кто тебе сказал, что это большая дорога? Ну если ведет она к прежнему вертепу, из которого ты только что вырвалась — или к другому разбойничьему притону? Два разбойника воротились домой! Но их еще рассыпано двадцать по лесу, и как легко тебе встретиться с ними на каждом шагу! Теперь светло тебе, но зато и тебя увидеть легче по следу издали. Чем больше ты затрудняешь своих мучителей, тем больше увеличиваешь свои мучения. Случай помог тебе, но случай же и погубить может: так часто любит он шутить над своими игрушками!