Васил Левский - [5]

В сопровождении пяти своих сынов и дочери пришел брат покойного — Велю с женой.

Следом за ними стали прибывать Караивановы — братья и сестры Гины.

Многочислен род Караивановых. Отец Гины, Иван Тахчиев, замечательный строитель колодцев и мощеных дорог, оставил большое потомство: четырех сыновей и четырех дочерей.

Вот они, представители рода Караивановых. Перекрестясь, переступил порог хаджи Василий — монах Хилендарского монастыря, второй брат Гины. Вскоре пришли братья Атанас и хаджи Пейо.

Сестры Гины — Дона, Гана, Мария — и замужняя дочь Яна уже давно в доме, помогают хозяйке.

Во дворе и на открытой веранде, несмотря на серьезность повода к сбору, резвятся отпрыски рода Кунчевых и Караивановых.

Отличить Кунчевых от Караивановых можно даже по внешним признакам. В роду Кунчевых больше блондинов, в роду Караивановых — жгучие брюнеты. Сам родоначальник Иван Тахчиев был так смугл, что его прозвали Кара Иваном, Черным Иваном. Прозвище это утвердилось за всем его потомством.

Наконец появился старший из братьев Караивановых — Генчо, владелец известного в Карлове хана. Во дворе и в доме сразу стихло. Степенный, строгий и добрый Генчо пользовался в семье большим уважением. С тех пор как осиротела семья, Генчо стал во главе ее и не оставлял о ней забот до последних дней своих.

Хозяйка пригласила к столу. Монах Василий прочитал молитву, осенил крестным знамением присутствующих, и все уселись на домотканом ковре, вокруг низенького круглого стола — софры.

Выпита за покойного положенная чарка, испробованы закуски, и полилась мирная беседа людей, в жизни которых ни для кого из них нет ничего неизвестного, тайного.

Болгарские семьи крепки, патриархальны. Родительская и братская любовь в них развита чрезвычайно сильно.

В условиях чужеземного ига, национального и политического бесправия болгарин чувствовал себя свободным только в своем доме.

Здесь, окруженный сыновьями и дочерьми, снохами и внуками, он жил по законам своей веры и освященным веками традициям.

Господство тирана, разрушив болгарское государство, укрепило домашний очаг болгарина, эту основную клетку национального организма, где никогда не отмирало чувство общности порабощенного народа, неугасимо жили его язык, его культура, его обычаи.

С любовью и тревогой поглядывают на детей своих Кунчевы и Караивановы. Время беспокойное. Переполняется чаша терпения народа. Все чаще оно бурно переливается через край и разливается бунтами, восстаниями, как-то сложится жизнь детей? По какому пути пойдут они? Будут ли покорно ждать изменения судьбы или возьмутся своими руками ковать свое будущее?

И кто знает, может быть, уже тогда томили их тяжкие предчувствия. Многих сынов, родственников, близких друзей потеряют Кунчевы и Караивановы на кровавых путях, по которым шла их отчизна, к свободе.

Сидят рядышком две матери: Гина — вдова Ивана Кунчева и Тина — жена брата его, Велю Кунчева. Видно, сам бог наградил их не только схожими именами, но и схожими судьбами.

Одними радостями они радовались рождению детей, одними слезами оплакивали их гибель.

Из восьми их сынов семеро изберут путь борьбы и пятеро отдадут борьбе свои жизни.

Измученные терзаниями за детей, натерпевшиеся гонений от их убийц, они умрут в один и тот же год со словами: «Дети, дети...»

И прозвучит в тех словах и скорбь, и последнее прощанье, и последняя радость: погибли их дети, но отныне вольны дети всех болгарских матерей.

Они умерли в 1878 году, когда многострадальную их землю озарили первые лучи свободы.

В тот вечер Васил не вернулся с дядей в монастырский метох, остался у матери.

Разошлись дяди и тетки, и в доме стало тихо и пусто. Взбудораженные воспоминаниями об отце, дети тесно прижались к матери. И она, печальная и ласковая, усадила их рядом с собой: восьмилетнего белокурого Петра и смуглого, с большими черными глазами двенадцатилетнего Христо.

Подсел к ним и Васил. Было ему в ту пору пятнадцать лет. Но мать давно привыкла видеть в нем своего помощника.

Когда в 1844 году отец Васила, Иван Кунчев, искусный мастер гайтана, заболел и вскоре ослеп, все заботы в семье и доме легли на плечи его жены Гины.

Работящая, никогда не расстававшаяся с прялкой и ткацким станом — ни девушкой в доме отца, ни после замужества, — она с удвоенной энергией боролась с неожиданно нагрянувшей бедой.

Долго по ночам светился в доме Кунчевых огонек, жужжало веретено, а с утра, чуть забрезжит рассвет, Гина вновь на ногах.

Рядом с домом мастерская. Там раньше работал ее муж, а теперь она сама красила ткани и гайтан.

По дому помогали старшая дочь Яна и Васил. Сын чесал шерсть, ходил в лес за дровами, разносил заказчикам окрашенный матерью гайтан. Не у дел был в этой трудолюбивой семье только больной ее глава. В последние годы он все чаще повторял: «Зачем я только живу, ем хлеб детей своих».

В 1851 году Иван Кунчев скончался. Вскоре умерла младшая Марийка. За год до смерти отца вышла замуж Яна. Осталась Гина с тремя сыновьями. Вот она сидит с ними, вспоминает прошедшие годы. Много в них было горького, тяжкого. Но не сломили они Гину. Она все так же красива, стройна. В ее фигуре, во всем ее облике сохранились девичья чистота и строгость. Кто подумает, что ей тридцать пятый год, что она мать пятерых детей? Люди, знавшие ее, говорили, что эта черноокая женщина с умным приятным лицом и мелодичным голосом обладала твердым характером, большим самообладанием, бесстрашием и была неиссякаемо жизнерадостна.