Вашингтонская история - [15]

Фейс едва успела назвать свое имя, как они подъехали к старой деревянной изгороди на краю луга. Он пришпорил коня и перемахнул через изгородь. Фейс последовала за ним, но куда менее уверенно. Его глаза смеялись, и Фейс не смогла не польстить победителю:

— Вы ездите так, точно выросли в седле… — услышала она свой собственный голос. А про себя подумала: «Он ездит совсем как папа…»

— Да так оно, пожалуй, и есть, — донесся до нее его ответ. И не успела она опомниться, как они уже наперебой рассказывали друг другу о своем детстве.

Она рассказала, что почти всю жизнь прожила в Вашингтоне, что родители ее умерли: мать — год тому назад, а отец — когда ей было двенадцать лет.

На лице Тэчера отразилось удивление.

— Судя по вашей фамилии — Роблес, — медленно произнес он, стараясь не исковеркать незнакомое имя, — я подумал, что вы иностранка. — И, улыбнувшись, добавил: — Сеньорита, да?

Она уже привыкла к тому, что никто с первого раза не мог правильно написать или произнести «Роблес». И иногда ей мучительно хотелось, чтобы ее фамилия была Смит, Джонс или Грин, но она всякий раз упрекала себя за это — ведь она так любила своего отца. Не у всех же американцев англосаксонские фамилии! И она с усталым видом принялась объяснять все Тэчеру.

— Мой отец, — медленно, упирая на каждое слово, начала она, — был атташе на испанской дипломатической службе. Он работал в Вашингтоне. Отсюда моя фамилия — Роблес. Фамилия же мамы — Прентис. Она из Новой Англии. Отсюда мое имя — Фейс. Понятно?

— Понятно!

— Ах да, чуть не забыла: году этак в тысяча шестьсот восемьдесят пятом одну из Прентис судили, как ведьму. Так что будьте осторожны!

— Хорошо, — с самым серьезным видом ответил он. — Но тогда и мне уж лучше предупредить вас: левая нога у меня не человечья, а заячья!

С той минуты он без всяких затруднений произносил ее фамилию.

Родом он был из Тайдуотера, штат Виргиния, где у его родителей были земли. С малых лет он рос без отца. Окончил Виргинский университет и теперь с сожалением вспоминал студенческую жизнь.

— Так не хотелось расставаться с колледжем и приниматься за работу, — рассказывал он. — Ужасно скучное занятие — зарабатывать себе на хлеб!

— Вы работаете в правительственном учреждении? — спросила она.

— Ну что вы! — презрительно фыркнул он. — Слава богу, нет! Я работаю в рекламном агентстве.

Она вспыхнула:

— А я работаю в правительственном учреждении…

Он весело рассмеялся:

— Что ж, придется сделать для вас исключение, если вы, конечно, не принадлежите к числу этих безмозглых проповедников Нового курса.

Она как раз работала у такого, но он вовсе не безмозглый, возмущенно подумала Фейс, однако промолчала. Ну к чему препираться с Тэчером Вэнсом? Ведь он такой милый, с ним так приятно разговаривать, так приятно быть вместе.

Некоторое время они ехали молча. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь молодую листву, пятнами ложились на землю, превращая ее в подобие леопардовой шкуры. Фейс почти забыла, что едет не одна… и вспомнила об этом, только когда ее лошадь прянула в сторону.

— Осторожнее! — услышала она возглас Тэчера, и рука его перехватила поводья; теперь они были так близко, что даже касались друг друга коленями. — Это она змеи испугалась, — пояснил он, после того как лошадь успокоилась. — Вы невнимательны: она того и гляди может вас сбросить.

Фейс тяжело дышала от волнения.

— Ох, спасибо, большое спасибо! — пробормотала она.

Он снова улыбнулся ей своею задушевною, располагающей улыбкой, и она вдруг поняла, что сердце у нее стучит так громко вовсе не от страха.

На этом дивный сон не кончился. Они поели пирожков в маленькой придорожной лавчонке, а потом бродили по берегу быстрого ручья, усеянному примулами. Сама не зная как, она очутилась с ним в деревенской харчевне, похожей на картинку из ее учебника, — в английской харчевне у реки Ди, где они решили пообедать. Потом, забежав на минутку домой и наспех переодевшись, они встретились в Клубе конгресса: танцевали, пили шампанское, он знакомил ее со своими элегантными, многоопытными друзьями. Он, казалось, знал здесь всех, и все знали его. По лицам его знакомых видно было, что он всеобщий любимец — и особенно женщин. И уже в тот первый вечер она подметила раздражение и неприязнь, появлявшиеся в его взгляде, когда другие мужчины уделяли ей внимание.

Теперь же его ревнивость приняла такие угрожающие размеры, что вообще не укладывалась в нормы рассудка. Он уже не мог совладать с собой. Откуда было знать Фейс, что вода, стекающая из чаши фонтана, станет горькой, что к воспоминаниям о первом поцелуе примешается привкус пепла?

Она не могла смотреть на этот фонтан. Ей было жарко, белье липло к телу. Дождь не принес прохлады, а лишь наполнил воздух испарениями. К Фейс вернулось ощущение реальности.

Где-то поблизости перекликались брачащиеся цикады. С омытых дождем листьев время от времени еще падали капли. Над площадью по-прежнему разносилась какофония звуков — поток машин еще не поредел. Матрос в белых штанах неторопливо прошел мимо и подмигнул Фейс. Она лениво подумала о том, что произошло бы, если б она ему ответила. Значит, не такой уж у нее жалкий и несчастный вид. Вслед за матросом прошла молодая парочка, нежно держась под руку. Из тени выступила проститутка, ярко нарумяненная, крикливо одетая, в широкополой летней шляпе, — но поздно: матрос уже исчез из виду.