Вашингтон, округ Колумбия - [55]

— Как тебе кажется, Билли нравится то, что он делает в газете?

Питер ответил, что он редко видится с Билли — это была правда, — «но все считают его способным работником».

— Ну, еще бы!

— И невыносимым.

— Ну, конечно, и это тоже. — В голосе Дианы слышалась не обида, а скорее усталость. Есть женщины, отметил про себя Питер, находящие удовольствие в том, чтобы иметь мужей, которых никто не любит. Но Диана не из таких. Ей хотелось быть женой издателя «Американской мысли», и то, что она вынуждена была довольствоваться столь малым, не вызывало у нее прилива нежных чувств к трудному мужу.

Переезжая шоссе, они увидели две автомашины. В одной из них громко работало радио; пассажиры другой стояли поодаль и слушали. Лошадь Питера шарахнулась от шума. Питер сердито пришпорил ее.

Лишь в три часа дня, вернувшись в конюшню и сдав взятых на прокат лошадей конюху, они узнали, что японцы бомбили американскую военно-морскую базу Пёрл-Харбор на Гавайских островах.

— Значит, теперь и мы воюем! — ликовала Диана. Как Билли и все сторонники Нового курса, она с нетерпением дожидалась того момента, когда Соединенные Штаты вступят в войну.

— Да, теперь мы воюем, — отозвался Питер, стараясь говорить как можно спокойнее. Он был потрясен. Не может быть, чтобы хитрая маленькая страна Япония, известная лишь своими хитрыми маленькими игрушками, напала на избранную богом страну, породившую автомобиль, небоскребы, Боулдер-Дам, извивающуюся Джефферсонову стену в Шарлоттсвилле, целлофан и рубленые бифштексы, которые они с Дианой ели на завтрак (и которые рекламировались как «не самые лучшие, но лучше остальных»). Немыслимо, чтобы все это пошло прахом. Ему вдруг привиделись японские солдаты в апельсиновых рощах Калифорнии и немецкие фашисты на берегах Потомака. При мысли о национальной катастрофе у него перехватило дыхание. На холмах долины Шенандоа он соберет партизанский отряд, чтобы задержать механизированные фашистские автоколонны, продвигающиеся от Вашингтона на Норфолк, к новоявленному Германскому морю. Потом он увидел себя убитым в горах Блу-Ридж, и это ему очень не понравилось. Но он легко нашел выход: достаточно было снабдить эту сцену музыкальным сопровождением и голосом диктора, который торжественно вещал: «Героизм предстал перед нами в новом свете, когда Питер Сэнфорд в одиночку атаковал вражеские позиции…» Мгновенная смена кадра — и он увидел себя с винтовкой, ручной гранатой и противогазом… Нет, противогаз скрывает его лицо. Он сорвал его.

— Пойдем к отцу, — деловито сказала Диана. Если кто и заставит нас увидеть героизм в новом свете, подумал Питер, так это она.

Сенатор и Китти сидели у приемника в кабинете наверху и пожирали его глазами.

— Этого не может быть! — сказала Диана.

— Боюсь, что это правда. — Сенатор поднял на нее глаза. Он был очень бледен. — Здравствуй, Питер.

— Не хотите кофе? — спросила Китти. — Вы хоть позавтракали как следует? Уж наверное, нет. Наверняка ели какую-нибудь дрянь в закусочной.

— Ах, мама, замолчи, пожалуйста! — Питер и Диана уселись перед приемником.

Но с Китти не так-то легко было разделаться.

— Нынешние дети едят так неразумно. Ты только взгляни на них. Питер толст, как свинья.

Питер ощутил, как в нем, заглушая мировой кризис, закипает ярость. Как все, он знал о чудесном даре Китти выкладывать, что у нее на уме, но от этого ее высказывания не делались менее оскорбительными. Он действительно был полноват сверх меры и страшно досадовал на себя за это, но ведь еда такое удовольствие, а раз его привлекательность в глазах девушек от этого как будто не страдала, он не хотел ограничивать себя в еде и огорчался лишь в тех редких случаях, когда видел у себя в зеркале округлившееся брюшко и твердые, но, несомненно, слишком развитые груди. Зато в эту зиму он чуть ли не каждую субботу ездил верхом, а весной собирался всерьез заняться теннисом. Никто не может упрекнуть его в том, что он ничего не делает, чтобы поддерживать себя в форме.

«…президент проводит сегодня вечером совещание кабинета, а также совещание обеих партий конгресса…»

— Мне надо быть на Холме, — сказал Бэрден вставая. — Мое присутствие на совещании необходимо.

«…и выступит завтра перед обеими палатами конгресса. Как ожидают, президент будет требовать у конгресса объявления войны».

— И он своего добьется. Он всегда этого хотел. — Сенатора приводила в бешенство сама мысль о том, что президент своими преступными действиями коварно вовлек страну в войну, исход которой невозможно предугадать.

— Кто бы мог подумать! — Новость наконец-то дошла до Китти; теперь на какое-то время она будет озабочена не только тем, что происходит в узком кругу ее семьи.

Сенатор выключил приемник.

— Я буду в сенате. — Он поцеловал Китти.

— Мне пойти с тобой?

Это было до того неожиданно, что сенатор в равной мере растрогался и удивился.

— Нет, дорогая, спасибо.

— А вдруг они будут бомбить Вашингтон? — Голос Китти звучал тревожно. — Они это могут?

— Конечно, нет, — не задумываясь, ответил Питер. Он повернулся к сенатору: — Ведь это невозможно, правда?

— Все зависит от того, где находятся их авианосцы и на какой риск они готовы идти. На мой взгляд, раз они могли разбомбить нашу крупнейшую военно-морскую базу, то и с беззащитными городами они смогут делать все, что им вздумается. Видишь ли, — он чуть заметно улыбнулся, — мы не готовы к войне. Несмотря на то что мы столько о ней болтали и… так ждали ее, нам нечем воевать. Случилось как раз то, о чем часто говорилось в Чатокуа