Вашингтон, округ Колумбия - [117]

Перед высоким памятником Клей вытирал дочке глаза. Фоторепортеры, как ошалелые, отталкивали в сторону священника, Блэза, Фредерику. Для чего им еще было приходить на похороны? Питер отвел взгляд в сторону, не в силах снести это зрелище. К тому же с того места, где он стоял, ребенок как-то вдруг, совершенно неожиданно напомнил ему Инид — Инид в миниатюре, сморкающуюся перед памятником Уильяму Кею Роллинзу... и его подобие, несомненно, существует где-то в данный момент, полное жизни и тоже просмаркивающее нос. Семя продолжает жить. А мы? Да или нет? Если да — как это однообразно! Если нет — нет.

—    Мы собрали множество доказательств его супружеской неверности. Различные девицы, обычная история, зато великое множество. Он любит развлекаться с двумя девицами одновременно. Пока одна ждет и наблюдает из одной постели, он обрабатывает другую — в другой. А потом...

—     Разврат еще никого не лишал голосов избирателей.

—  Я в этом не так уверен,— мягко возразил адвокат.— Но мне удалось раскопать кое-что действительно интересное.

—  Только не говорите мне ничего про связь между отцом и Клеем.— Питера раздражала сама мысль об этом.

—   Нет, ничего подобного. Я всегда говорил Инид, что тут она чуточку перехлестывает.

—   Инид была страшная дура.— Питер удивился самому себе.

—   В некоторых отношениях — да,— согласился адвокат.— Но ведь мы любили ее, правда? — Вопрос требовал ответа.

Питер избегал смотреть в маленькие блестящие глаза собеседника, они были так похожи на глаза плюшевого мишки, с которым он спал в детстве, пока в один прекрасный день Инид, назло ему, не выбросила мишку в реку.

—   Да, мы любили ее. Так что там насчет Клея?

—   Я знаю человека, который был с Клеем на Филиппинах. Больше того, этот человек был на месте происшествия, когда заварилась вся эта каша с геройством.

Питер уже понял, к чему идет дело.

—   И ваш друг утверждает, что Клей не герой?

Адвокат кивнул.

—   Я этому не верю. Должны быть десятки свидетелей того, как Клей вынес солдата из горящего ангара.

—   Солдат был мертв к тому времени, когда за него взялись врачи.

—   Но Клей все же мог это сделать. Во всяком случае, вы не можете доказать, что он этого не сделал.

—   Могу. Видите ли, Клея не было на аэродроме, когда все это случилось.

Ведя дочку за руку, Клей подходил к машине. Питер глядел на своего врага и отказывался поверить, что он не герой. Клей должен быть великим, а потому опасным для республики, иначе их борьба теряет смысл.

Питер потребовал доказательств. По всем сообщениям выходило, что Клей командовал атакой на аэродроме.

—   Да, он руководил атакой в том смысле, что он был командир, но фактически он не участвовал в боевых действиях, потому что в то утро поранил себе ногу...

—  Поранил себе ногу? Придумайте что-нибудь получше, ради бога.

—  Я передаю вам лишь то, что рассказал мне мой друг, он знаком с врачом, который лечил ногу Клею в то время, как шла атака.

—     Тогда как же его могли наградить, если он там не был?

—     Он был там, уже под конец. Ну, и разумеется, бой вела его часть.

—     Если он там был под конец, он все же мог вынести солдата из ангара.— Питер начал проявлять нетерпение.— В конце концов, раз его наградили, должен быть хотя бы один свидетель.

—     Совершенно верно, один свидетель был, но только один,— адвокат улыбнулся,— Гарольд Гриффите.

Загадка разрешилась. Ему следовало бы догадаться обо всем с самого начала.

—     Как это сошло им с рук? Ведь каждому должно быть ясно, что это туфта.

—     Никто, кроме доктора, не знал наверняка. Во всей той неразберихе Клей сделать то, о чем написал мистер Гриффите. К тому же Клей был любимцем в части. Никто не завидовал, когда его наградили медалью.

—     Кроме врача.

—     Ну, он-то вообще никому и ничему не завидует. Собственно говоря, он давно забыл всю эту историю, но тут он как-то посмотрел со своими ребятишками кино про Клея и, конечно, вспомнил все, как было. Ему это показалось занятным, и он рассказал моему другу, а тот рассказал мне.

Клей был теперь так близко, что его можно было слышать. Холодный ветер донес его слова.

—    Сейчас мы поедем прямо домой, крошка. Не плачь. Вот умная девочка.— Он подошел к ним вплотную.

—     Конгрессмен, я Эл Хартшорн. Пришел отдать последнюю дань,— сказал адвокат развязным тоном.

—     Спасибо.— Клей подсадил девочку в автомобиль.— Я очень хорошо вас помню,— сказал он, быть может, слишком бесстрастно. Затем повернулся к Питеру: — Ты бы лучше помог своей матушке.

Питер повиновался. Как раз это ему и следовало сделать.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

I

—    Я хочу сделать заявление.

—     Конгрессмен, сэр, начните, пожалуйста, снова. И отойдите на один шаг... вот так. А то на ваше лицо падала тень. Чуть-чуть влево. Прекрасно.

В совещательной комнате старого административного здания палаты представителей собрались едва ли не все аккредитованные в Вашингтоне корреспонденты. Клея встретили приветливо. Когда он вошел, раздались даже аплодисменты — редкий знак внимания со стороны прессы, обычно равнодушной к мелким политическим деятелям и их честолюбивым планам. Но Клей был всеобщим любимцем. Во-первых, журналисты, заинтересованные в заработке, могли быть абсолютно уверены в том, что агенты Блэза по рекламе наверняка найдут применение почти любой статье, посвященной молодому конгрессмену. К тому же есть шанс взять у него интервью в Лавровом доме, в обществе красивых девушек и знаменитостей, праздных и благодушных, как медведи в заповеднике. Роскошное убранство Лаврового дома особенно привлекало вашингтонских журналистов, привыкших к весьма убогим апартаментам рядового законодателя. Даже богатые члены конгресса не могли позволить себе сэнфордского размаха, с его яхтами, частными самолетами и всеми прочими удобствами, которые приносят большие деньги. Это ошеломляло журналистов, да на такой именно эффект все и было рассчитано.