…Ваш маньяк, Томас Квик - [147]
Эти два убийства имеют много общего. На телах жертв — следы насилия с явными признаками сходства. Кроме того, обе девушки исчезли на одной и той же территории радиусом в несколько сотен метров».
Та информация, которую Квик мог прочесть о Грю в «Дала-Демократен», без сомнений, закладывала хорошее начало, с учетом того, как проходили допросы и как рассказы Квика обычно «развивались» в процессе следствия.
Когда Губб Ян Стигссон во время моего первичного сбора материала имел любезность скопировать для меня три сотни своих статей о Томасе Квике, он по неизвестным мне причинам не включил данную статью в ту подборку.
Тот факт, что статья была отмечена в протоколе предварительного следствия Национального управления криминальной полиции, не мешал тому, что суд оставался в неведении по поводу ее существования.
Дебаты начались с того, что ведущая Моника Сааринен, в обычной жизни — ведущая программ в «Студии 1», указала на иронию судьбы: как Губб Ян Стигссон, получивший Большую премию клуба публицистов в 1995 году, так и я — оба были удостоены наград за наши журналистские труды о Квике.
После общих разговоров о том, как мы с ним познакомились, и констатации того факта, что мы занимаем радикально противоположные позиции в вопросе о виновности Квика, Стигссон пояснил:
— Однажды доходишь до последней точки, когда дальше уже не продвинуться и остается только признать, что он виновен. Я возьмусь утверждать, что всегда относился ко всему этому критично. А потом начались все эти глупости — что он якобы просто клоун. Стали замалчивать все его прошлое — уникальное в шведской криминальной истории.
— Почему ты, Ханнес, так уверен в его невиновности? — спросила Сааринен.
— Я прочел все материалы, — пояснил я. — В первую очередь я выписал все, что говорит в пользу его виновности. И от этого списка сейчас ничего не осталось. Нет даже никакого намека на доказательства. Решения суда держатся исключительно на рассказах Квика, и если прочесть эти рассказы и то, как они создавались, то получается так — изначально он ничего не знает об этих убийствах и отвечает неверно практически на все вопросы.
Здесь Стигссон начал мотать головой, и я почувствовал укол раздражения.
— Ты качаешь головой, и совершенно напрасно. Публика не читала протоколов допросов, но ты-то их читал. Какие обстоятельства Квик может правильно изложить в ранних допросах — хоть по одному убийству?
— Но ведь… практически в каждом деле он вначале говорит что-то, из-за чего как бы становится ясно, что овчинка стоит выделки, а затем его заносит, но потом ты в каждом допросе найдешь уникальные сведения. Как он оказался в Эрьескугене?
— Об этом он прочел в «Верденс Ганг».
— Об Эрьескугене? Никто не знал про Эрьескуген, пока он…
— Об Эрьескугене написано в «Верденс Ганг». Все те сведения, которые он сообщает об убийстве Терезы на первом допросе.
— Нет-нет…
— Возможно, ты говоришь так по причине неосведомленности, но ты ошибаешься.
Губб Ян Стигссон сменил тему и спросил, почему я не уделил внимания ранним преступлениям Стюре Бергваля. Я ответил, что проверял, как шведская правоохранительная система и шведская судебная психиатрия обращались с психически больным человеком, к тому же находившимся в перманентном состоянии наркотического опьянения и сознававшимся в совершении убийств, — а не то, что он натворил ранее.
Стигссон не дал себя сбить и начал рассказывать о «десяти-двенадцати серьезных сексуальных посягательствах», в которых Стюре Бергваль был виновен начиная с пятнадцати лет, и о покушении с ножом в 1974 году. Тут Моника Сааринен сообщила, что Стигссон перед дебатами прислал ей восемьдесят статей, которые она прочла, и примерно в восьмидесяти-девяноста процентах этих статей он упоминает ранние преступления.
— Да, потому что это предпосылки для продолжения, — заявил Стигссон.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Сааринен.
— Но ведь… стало быть… он страдал этим… кроме того, это извращения, практически неизлечимые.
— Откуда ты это знаешь? — спросила Сааринен.
— Да, но… стало быть… На это указывает статистика.
Стигссон сослался на два других случая и тех врачей, с которыми он разговаривал.
— Ты хочешь сказать, что раз он так поступил тогда, то с таким же успехом может быть виновен в другом? — уточнила Сааринен.
— Нет, но поскольку у него это есть, то имеет смысл выяснить, является ли он виновным. Там написано… Франссон просмотрел его историю и пришел к выводу, что…
Но тут я больше не мог сдерживаться и прервал его:
— То, что рассказывает Губб Ян Стигссон, — помесь слухов, нерасследованных инцидентов, якобы имевших место событий и так далее. Есть два уголовных дела, в которых Квик признал свою вину и был осужден. Это верно. И я упомянул, что он был ранее осужден за два очень серьезных преступления. Но мне кажется, лишено смысла еще раз ворошить события многолетней давности. Более удивительно то, что Квик осужден за восемь убийств, которых он, по мнению многих, не совершал. Если бы мы могли отвлечься от шестидесятых годов и обратить свой взор на то, что творится сейчас, это было бы куда плодотворнее. Продолжать обсасывать и обмусоливать старое, как это в течение двадцати лет делал Губб Ян Стигссон, говорить о различных заключениях врачей, о событиях, которые происходили, когда человеку было девятнадцать лет, так называемых…
В данной работе рассматривается проблема роли ислама в зонах конфликтов (так называемых «горячих точках») тех регионов СНГ, где компактно проживают мусульмане. Подобную тему нельзя не считать актуальной, так как на территории СНГ большинство региональных войн произошло, именно, в мусульманских районах. Делается попытка осмысления ситуации в зонах конфликтов на территории СНГ (в том числе и потенциальных), где ислам являлся важной составляющей идеологии одной из противоборствующих сторон.
Меньше чем через десять лет наша планета изменится до не узнаваемости. Пенсионеры, накопившие солидный капитал, и средний класс из Индии и Китая будут определять развитие мирового потребительского рынка, в Африке произойдет промышленная революция, в списках богатейших людей женщины обойдут мужчин, на заводах роботов будет больше, чем рабочих, а главными проблемами человечества станут изменение климата и доступ к чистой воде. Профессор Школы бизнеса Уортона Мауро Гильен, признанный эксперт в области тенденций мирового рынка, считает, что единственный способ понять глобальные преобразования – это мыслить нестандартно.
Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.
Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.
Из затерянной в горах психиатрической клиники, где содержатся опаснейшие психопаты, маньяки и серийные убийцы, сбежал самый опасный из них — Юлиан Гиртман. Полтора года он ничем не давал о себе знать. Но однажды в маленьком элитном городке Марсак на юго-западе Франции неизвестный преступник жестоко и изощренно убивает преподавательницу местного лицея. Все следы указывают на участие в этом кошмаре Гиртмана, во всем просматривается его индивидуальный почерк. Однако майор Сервас, расследующий это убийство, постепенно начинает подозревать, что улики, указывающие на Гиртмана, — лишь фикция, отлично срежиссированный мрачный спектакль, цель которого — запутать его, Мартена Серваса, и навести на ложный след.
Внезапная смерть Ги Бруара потрясает обитателей острова Гернси, щедрым покровителем и благодетелем которого Бруар был долгие годы. В убийстве обвиняют молодую американку Чайну Ривер, гостившую в доме Бруара. Ее брат ищет помощи у единственного знакомого ему в Англии человека — у Деборы Сент-Джеймс, жены известного эксперта-криминалиста. С ужасом узнав, что ее старинная подруга арестована, Дебора уговаривает своего мужа Саймона поехать вместе с ней на остров, чтобы предотвратить судебную ошибку и найти настоящего преступника. Элизабет Джордж — выдающийся мастер детективного романа.
Когда Матс Сверин, финансовый директор масштабного социального проекта, затеянного коммуной Фьельбаки, был найден застреленным в затылок, перед детективом Патриком Хедстрёмом встало несколько непростых вопросов. Во-первых, каким был Матс? Буквально каждый его земляк отзывался о нем сугубо положительно, но при этом ничего о нем не знал. Стало быть, Сверину было что скрывать. Во-вторых, связано ли убийство с работой Матса или тут замешаны личные мотивы? Второй вариант вполне возможен, ибо Патрик узнал, что совсем недавно в эти края вернулась давняя любовь Матса.
В глубине души любой преступник, каким бы безжалостным он ни был, желает того же, чего ждет от мира невинное дитя: любви и признания.Невдалеке от городка, затерянного во Французских Пиренеях, расположен Институт психиатрии, где содержатся психопаты, маньяки и серийные убийцы. Охрана там очень надежная, но, когда неподалеку происходит несколько убийств, подозрение все равно падает на пациентов института. Поэтому полиции и сотрудникам клиники придется объединить усилия, чтобы распутать цепь странных и чудовищных преступлений…