Варяги и Русь - [243]

— Государь, пощади!.. — крикнул он в отчаянии. — Не убивай своей жены, матери твоих детей…

Владимир бросил нож в сторону и, крикнув: «Сгинь ты, змея подколодная!» — бросился вон из опочивальни. Рогнеда упала на постельку сына и громко зарыдала…

Опомнившись, что ему не место в опочивальне княгини, Всеслав выбежал из нее и, сказав отрокам идти к князю, вышел за ворота. Не зная, что делать, он пошел по дороге к Киеву… Вдруг вдали показались два всадника, которым он обрадовался, как избавлению от великой напасти. Когда они подъехали ближе, он только и смог сказать:

— Князь… Рогнеда…

— Всеслав!.. Что с тобой? — спросили Извой и Руслав.

— Поспешите к князю!.. — твердил он.

Видя, что от него ничего не добьешься, они стремглав полетели в Предиславино. Владимир уже спрашивал о них, и они сразу прошли в его опочивальню.

— Вы, други милые, — сказал он им, — единственные, кому я молвлю, что случилось со мною… — И затем рассказал о том, что произошло. — Где Всеслав? — спросил он.

— Мы встретили его и думали, что он не в себе…

— Бедный! — сказал Владимир. — Отыскать его… Он, верно, боится, что я зол за его заступничество… Верните его, я награжу его за это.

Руслав побежал разыскивать Всеслава.

Когда Владимир успокоился, он пошел к Рогнеде.

— Мы оба обязаны своей жизнью Всеславу… — сказал он ей. — А чтобы впредь нам неповадно было препираться между собою, отпускаю тебя в Полоцк… Там будешь ждать моей воли…

XXX

После этого Владимир уехал в Киев, заперся в своей светлице и долгое время никого, кроме Извоя, Руслава и Всеслава, не принимал. Князь был благодарен Всеславу, что он не допустил пролить кровь, и наградил его своею дружбой, приблизил к себе и сделал его старшим над всеми отроками и гриднями.

Божерок пытался несколько раз видеться с ним, но напрасно… Узнав, чем закончилась попытка Рогнеды убить князя, он пришел в отчаяние и немедленно отправил посла, прибывшего из Полоцка, сказать своим одноземцам, чтобы они не ждали ее, и что если она приедет, то будет той же невольницей, как была и в Киеве… Но Рогнеда не поехала в Полоцк, так как Владимир сменил свой гнев на милость и предоставил ей выбор остаться в Предиславине или уехать, и она, покорившись, осталась. Только Вышата не получил прощения, видя, что дела его плохи, он немедленно оставил Предиславино и уехал в Вышгород.

По совету Богомира, он послал в Новгород за Добрыней. Тот не замедлил приехать. Князь заметно повеселел и, встретив своего любимого дядю, зная, что его советы всегда умны, прежде всего обратился к нему с вопросом:

— Что думаешь ты, Добрынюшка, если бы мы пошли на радимичей?.. Молвят, не хотят они дань платить мне… Я уж посылал по весне послов, да они вернулись ни с чем.

— Силой покорить их, князь, — отвечал Добрыня.

После этого был собран совет; в первый раз сошлись все вместе после Предиславина и решили немедленно же идти на радимичей. Их оказалось победить гораздо легче, чем других. Князь сам даже не ходил на них, а послал рать во главе воеводы, по прозванью Волчий хвост, который, встретив радимичей близ речки Пещанки, разбил их. Победа эта одержана была осенью, весной же Владимир задумал идти на болгар, но Добрыня, увидев, что они ходят в сапогах, сказал Владимиру:

— Сапожники дани нам не дадут, пойдем искать лапотников.

И Владимир вернулся в Киев. Теперь он совсем не появлялся на жертвоприношениях, христиане мало-помалу начали овладевать доверием и уважением язычников; к князю начали обращаться с просьбами о разрешении им открыто совершать богослужение и строить церкви, и Владимир не противоречил.

Вслед за возвращением его из Болгарии к нему явились магометане. Услышав, что вера языческая поколебалась, они пришли к нему с предложением принять их веру. Расспросив их и узнав, что их верой не допускается есть свинину и пить вино, Владимир ответил им:

— Нет, не хороша ваша вера… Руси есть веселее пити. — И он отослал их ни с чем.

За магометанами явились немцы.

— Мы, — говорили они, — присланы от папы, и он говорит, что земля твоя как наша, а вера иная. Мы кланяемся Богу, сотворившему небо, землю, солнце, луну, звезды и каждую тварь, а ваши боги — дерево.

— Какие у вас заповеди? — спросил Владимир.

— Пост у нас не строг, постимся по силе, а кто ест и пьет, то все во славу Божью.

По-видимому, они хотели соблазнить князя легкостью своих постов.

— Нет, — сказал он им, — отцы наши не принимали вашей веры, идите назад.

Наконец прослышали о том и хозары, исповедовавшие иудейство, жившие по низовьям Волги и Дона, и прислали своих учителей, но когда они рассказали про свою веру и упомянули о том, что Господь, прогневавшись на них, лишил их отечества и рассеял по разным странам, то Владимир ответил:

— Что же вы учите своей вере, когда сами в опале у Бога… Значит, хотите, чтоб и нас постигла такая же доля! Идите, откуда пришли.

Однажды князь, встав с постели, был очень печален; едва проснулся он и тотчас послал за Извоем.

Вскоре приехал Извой, живший в Перевесище, и он радостно встретил его.

— Спасибо, родной мой, что поторопился… Я хочу поведать тебе мой сон, который не дает мне покоя. Часто я видел сны в том же роде, но этот больше всех запечатлелся в моем сердце… Несколько раз уж беспокоили меня души Феодора и Стемида, но сегодня они всю ночь не отходили от меня… Проснувшись, я долго обдумывал, что сей сон значит, потом снова заснул, думая, что кончилось мое видение, ан нет… Старец Феодор опять появился: он был светел и улыбался, а я как бы сидел вот на этом же месте, в саду. Он подошел ко мне и остановился… Я хотел было уйти от него, но он, хоть повелительно, но ласково, остановил меня и сказал: «Постой, князь, слово молвить хочу». Я остановился. «Я знаю, — сказал он, — что дух твой не спокоен: ты печалишься о нас!.. Но видишь, князь, мы довольны нашей мученической смертью, ходим в белых ризах и со светлыми ликами, вокруг нас благовоние цветов и фимиама… Но не печалься о нас… вспомни о брате твоем Ярополке, кровь которого вопиет к Богу, и горе тебе, если ты не искупишь свою вину покаянием и верою в христианского Бога…» После этого он оставил меня, а вместо него появились Божерок, Вышата и Рогнеда, которые хотели пронзить меня ножами, говоря, что я «зверь, обидчик, развратник и властолюбец»… Но всех их я сразу отженил, и они словно бы полетели в какую-то пропасть, которую как будто показывал мне Феодор… Так всю остальную ночь я продумал над этим сном и не знаю, чтобы он предвещал… Как ты думаешь?