Варяги и Русь - [229]

Старуха пытливо посмотрела на него.

— Да что ты, кажись, такой печальный?.. Аль что стряслось с тобой?

— Нет, Буслаевна, ничего не стряслось, а что-то неможется, да и поесть хочется… Не дашь ли чего пожевать?..

— Как не дать! Дам и медку, и поесть дам… Чай, знаешь, что у Буслаевны для тебя всегда кой-чего припасено.

И старуха принесла разные яства и кувшинчик меду. Поставив все на стол, она начала угощать шута, который ел и пил все без разбора.

В это время в другой светлице, находившейся рядом, открылась дверь и на пороге появилась молодая девушка, в которой он узнал Оксану. Но, увидев шута, она снова закрыла дверь, и из светлицы донеслись рыдания. Тороп покосился на дверь, но не показал, что он знает Оксану.

— Э, — сказал он, — да у тебя, Буслаевна, никак новые красавицы завелись.

— Знаешь ведь, что у нас что ни день, то новые… Уж мой Вышатушка и не знает, как угодить Красному Солнышку… Чай, со всего Киева собирает красавиц и отдает их мне, чтоб до поры до времени потешились здесь… Да вишь, эти-то две такие плаксивые, что ни утром, ни вечером не унимаются, все плачут.

— Издалека повытасканы?..

— Молвят — киявлянки… В Купалин день привезены… да такие несговорчивые, что ничем и утешить нельзя. Хоть бы ты, Торопушка, развеселил их… А то и князю срам показать… Все глазыньки повыплаканы…

— О чем же они убиваются?..

— Да, вишь, одна — по милом, а другая… Ну, уж другая была в наших теремах, при покойничке Ярополке, а все-таки вторит ей… Говорит, дитя малое есть…

Буслаевна открыла дверь в светелку и позвала женщин.

Обе они, повинуясь ей, вышли с заплаканными глазами и сели у стола, за которым сидел Тороп…

— Посидите, красавицы, — сказала Буслаевна. — Чай, не знаете, какой молодец пришел в гости: княжеский потешник… Он разутешит и вас горемычных, а я уж старуха и не знаю, как развеселить вас… Спой им что-нибудь, Торопушка… Умеешь ты размыкивать горе, размыкай и их, желанных.

— За этим дело не станет, Буслаевна, — отвечал Тороп и звонким голосом запел:

Как в терему да во светлице

Сидят девицы, что птички в клетке..

Как на Днепре да на широком

Сокол ясный сидит.

— Э, да это грустная песня, — сказала Буслаевна. — Спой повеселее.

— И за этим далеко не пойдем… Чай, у меня песен целый ворох припасен. Споем другую, быть может, эта будет веселее…

Стонет, плачет красна девица

По милом дружочке,

Сохнет, чахнет добрый молодец,

Слез льет ручеечки.

— Опять о слезах! — воскликнула Буслаевна.

— Э, да ты, Буслаевна, послушай, — возразил Тороп.

Выдь ты, пташка, на крылечко,

В ночку темну, под навес;

Там найдешь ты то местечко,

Что ведет да прямо в лес.

Прыгни тихо чрез канавку

Под ракитовый кусток,

Отыщи там ту муравку,

Где сидел он вечерок,

Слезы горьки проливая,

Он смотрел на теремок,

Красу свою поджидая,

Целый день и вечерок…

Будет ждать он целу ночку…

Будет поздно тебя ждать,

Выди к милому дружочку,

Чтоб далеко убежать…

— Да что ты, Торопушка, поешь все какие-то унылые песни! — снова перебила его старуха. — Чай, я слыхала, у тебя есть веселые.

Сестры переглянулись и с благодарностью посмотрели на Торопа, но в это же время дверь вдруг распахнулась и на пороге появился Вышата.

— А, молодец, — сказал он, — хорошо же ты утешаешь Буслаевну!.. И складные же у тебя песни!.. Где научился им?

— А это я, боярин, перенял их от одного заморского скальда, что тешил одного князя…

— То-то я прежде не слыхивал таких… Буслаевна! — прибавил он, — смотри в оба за этим скоморохом да за красавицами — тоже… Не то, слышишь, что поет?..

— Слышать-то слышу, да в ум не возьму… о каком-то дружке он поет…

— Знамо дело, Буслаевна, — отозвался Тороп, — о заморском царевиче, у которого украли невесту… да ты не дала допеть. А хороша песня… Послушали бы до конца…

— Ну, пой, что было дальше, — сказал Вышата.

Тороп запел.

— Так вот какой конец этой песни! — воскликнул Вышата, когда Тороп закончил. — Ну, молодец, хоть ты умеешь складно петь, но песня твоя — пустой ветер, и у меня ворог не похитит добычи… Ну, красавицы, — прибавил он, обращаясь к девушкам, — готовьтесь к вечеру в княжий теремок… Довольно в затворе сидеть…

— Как, боярин, ты хочешь сегодня показать нас князю? — воскликнули обе сквозь слезы.

— А вы думали, что я стану прятать таких красавиц от Красного Солнышка?.. Не затем вас похитили, чтобы прятать от него…

— Ни за что не пойду! — решительно заявила Оксана.

— А не пойдешь к князю, так я пошлю тебя в Вышгород в работницы, — пригрозил Вышата… Ну, Буслаевна, чтоб все было готово к вечеру… А ты, молодец, пойдем со мной… — сказал он Торопу.

Он ушел. За ним вышел Тороп, бросив выразительный взгляд на девушек.

XXIII

Было уже за полдень; Вышата запер Торопа в темную горницу. В одном углу на полу лежала охапка сена, Тороп лег на нее и начал обдумывать, как бы ему выбраться отсюда. Он встал, ощупал стенки, потолок и дверь. Стены и потолок были крепки, словно из камня, приходилось ждать, пока кто-нибудь не вспомнит о нем и не позовет к князю.

Между тем Вышата хоть и приказал приготовить Оксану и Светозору к вечеру в терем, однако же потом передумал, вспомнив, что сам князь спрашивал о них… Он побоялся, что Владимир по настоянию его любимцев в самом деле возвратит их отцу. «Завтра князь уедет на ляхов и забудет все… тогда дело будет вернее», — подумал он и вернулся в светелку Буслаевны отменить свое распоряжение.