Варяги - [95]

   — Как нет? — спросил Аскольд. — Что ж, пешим идти?

   — Зачем пешим? — в свою очередь удивился Щука. — И дальше в ладьях поплывёте. Это по Куньей пути нет. У самого, почитай, истока волок начинается. Ладьи до Жижецкого озера тащить придётся. Путь труден, да невелик. По озеру через протоку в Двину-реку попадёте, по ней чуток спуститесь. Тут отдохнёте. Двина сама ладьи понесёт. Только учти, отдых тот недолгим будет. В речку Касплю, что в Двину впадает, повернуть надобно. Речка совсем плёвая, неприметная вовсе, так что не проворонь, ярл. Впрочем, без проводчиков вам всё равно не обойтись, а они путь знают...

   — Ты, воевода, проводчикам доверяешь? — с улыбкой спросил Аскольд и, не дожидаясь ответа, наставительно сказал: — Ярл должен путь лучше проводчиков знать, тогда его никто не обманет... Речкой той, Касплей, куда я попаду?

   — Дальше-то совсем просто. Из Каспли ещё один волок — и к Днепру выйдешь. Днепр — река могутная. Греки её Борисфеном прозывают. Ежели к грекам думаешь добраться, то надобно нынче в путь поспешать. По осени море бурливо, на ладье в него не сунешься — потопит...

Щука наполнил чары. Но выпить не торопился.

   — Ярл Аскольд, говорю-то всё я да я. У меня уж и язык устал. Поведай, что нового в Новеграде?

   — Как у вас говорят? Потехе время, работе день? Засиделся я у тебя, совсем хозяина притомил. А Званка-то ждёт, — подмигнул он. — Не сердись. Завтра расскажу.

Обескураженный, Щука вышел вслед за гостем. Уходят бодричи-варяги со словенской земли или не уходят? А гонец Михолапа? Совсем с панталыку сбил Аскольд, будь он неладен. Рюрик дружину в Ладогу прислал, а посаженному и заботы нет. Всё на него, воеводу, свалилось. Ну, Блашко, не печалуйся, коли ладожане тебе кукиш покажут...

После смерти Ждана совсем закручинился закуп Ратько. Манило в родное Залесье, к жене, детям. Старейшина забыл обещание — на просьбы отпустить домой отмалчивается да глядит исподлобья. По льду ещё отправил Блашко вдове Ждана в Залесье хлеба, в просьбе сопровождать его залесчанам отказал. Нарядил своих челядинов. Те съездили благополучно. Из их рассказов поняли закупы, что в поселье худо. Бабы их с детишками зиму кое-как пережили и скотину сохранили, хотя от скотины той одно прозванье осталось — кожа да кости. Ждут мужей — глаза выплакали.

— Завтрева надо в ноги хозяину пасть, пусть домой отпущает, — подал голос Вавила. — Иначе наши там перемрут...

   — Отпустит он, жди, — зло откликнулся Ратько. — А и отпустит, так по льду не проберёшься, а открытой воды ещё сколь ждать?

   — Нет, мужики, полой воды ждать нам никак невмочь. Берегом пойдём, авось не утонем в зажорах, — твёрдо ответил Вавила. — Идти нам надо не мешкая. Я к тому, что надобно нам, мужики, из Залесья уходить. Блашко теперь нас в покое не оставит...

   — Правду молвишь, Вавила, втайне надо уходить, чтобы за лето от новеградских спрятаться...

Утром мужики дождались выхода хозяина. Вавила опустился на колени. Остальные стояли за его спиной понурые, сгорбившиеся. Выслушав слёзную просьбу, Блашко с шумом втянул ноздрями тёплый, пропитанный влагой воздух и неожиданно легко согласился:

   — А идите. К вечеру, должно быть, река тронется, садитесь на льдину и плывите. — Повернул голову к почтительно стоявшему в стороне дворскому: — Робить не хотят — не кормить. Припаса на дорогу никакого не давать. Ежели проведаю, что ладью взяли, с тебя шкуру спущу. — И — примолкшим мужикам: — Так-то, мужички, хотел я с вами по-хорошему, а вы-то ишь как заговорили. Не держу, идите со двора. Осенью все долги взыщу, не обессудьте...

Река устрашила мужиков: по заберегам рвалась полая вода.

   — Злыдень Блашко, кажись, прав, — сказал Вавила. — Должно быть, седни ледолом начнётся...

   — Ладью добрую добыть надо, — решил Ратько. — А сейчас по дворам пойдём, кому что по хозяйству подсобим, с голоду помереть не дадут. Может, и на дорогу хлебцем разживёмся...

Мужики ходили от двора к двору. Новеградцы любопытствовали: что, как да почему? Утолив любопытство, разводили руками — сами живём небогато, а вас звон какая орава — шестеро.

К вечеру тронулся Волхов. На берег народу высыпало — словно отродясь новеградцы ледохода не видели. Тут ватажку мужиков и окликнул один из тех, кто пустого любопытства ради слушал их печали:

   — Эй вы, люди добрые! Вона гость тороватый Онцифер идёт, к нему ступайте. У него дел в век не переробить, а гривнам он и счёту не знает. — И захохотал, руки в бока уперев.

Ратько приметил человека, на которого охальник пальцем указывал, протискался к нему.

Онцифер посочувствовал, повёл ватажку к себе на двор. У него и ночь провели, он и посоветовал, узнав, что Ратько зверолов бывалый, идти за град, наготовить дичины впрок. Уток, гусей сейчас — голыми руками бери, палкой бей. Он и лучок лёгкий одолжил с двумя десятками стрел. Указал, где птицу перелётную найти можно.

Птицы на берега Волхова налетело видимо-невидимо. Ратько только успевал из лука постреливать. Дичину тут же щипали, потрошили, сожалея, что она за долгий перелёт отощала. Ночевали в лесу — развели костёр, коптили добычу.

На другой день охотники добрались до какого-то ручья. Разлившийся, он уже и на ручей не походил — речка настоящая. Остроглазый Вавила первым приметил на другом его берегу перевёрнутые ладьи. Подозвал мужиков.