Варианты Морозова. Стеклянная стена - [8]

Пора было позвонить вниз. Выбор сделан. Завтра на планерке начальник шахты узнает, что участок не простаивал даже в тяжелом положении и что его повел приказ Морозова. Потом начальник шахты Зимин спросит, кто замещает Бессмертенко, не Морозов ли? Но ему ответят, что нет, не Морозов, а Тимохин. И тогда… Кто ведает, что будет тогда? «Ничего не будет, — сказал себе Константин. — Получу нагоняй».

Он помедлил и направился в диспетчерскую.

Кияшко бубнил по селекторной связи, даже не взглянул на Морозова.

На электрической схеме желтыми, красными и зелеными линиями светился план шахты, все ее участки и выработки. Если бы у Морозова было иное настроение, он мог бы сравнить эти линии с городскими улицами и кварталами, где живут люди, где радость и горесть перемешаны и неотделимы друг от друга. Но у него не было мечтательного настроения.

Рядом со схемой висела на стене черная грифельная доска, на которую мелом выписывали цифры добычи.

— Перекрывай! Молодец! — уговаривал кого-то диспетчер. — Бессмертенко прочно минусует.

По привычке он называл участок именем его начальника, хотя знал, что старик уже не вернется.

Наконец Кияшко кивнул Морозову. Его полное с отечными щеками лицо ничего не выражало. «Не нашли мотора», — понял Константин.

Диспетчер щелкнул тумблером, отключил связь.

— Греков покрывает твой минус, — сказал он. — Общешахтная не падает. А вы сами у себя решайте, с вас премию скинут.

— Ты от общей добычи получаешь, — согласился Морозов.

— Я за чужие грехи не ответчик, — Кияшко засмеялся, как будто его развеселила мысль, что сегодняшняя беда его не заденет. — Сейчас докладывать Зимину. Хочешь послушать?

— Скажи ему, что мы качаем уголь, — попросил Морозов.

— Я врать не буду, напрасно думаешь.

— Смотри не наколись, — пожал плечами Морозов.

— Берешь на пушку? — спросил диспетчер иронично-добродушным тоном.

Морозову ни к чему было дразнить его. Тот мог сдуру, из-за мелочности характера наговорить Зимину бог знает чего. Кияшко был отпетый трус, и, когда на него давили, он всегда уступал, а потом озлоблялся и стремился отплатить.

— На пушку тебя не возьмешь, — сказал Морозов.

— Это верно, — ответил Кияшко. — Знаешь, что Зимин не может решить, кого из вас поставить на место Бессмертенко? Вы подеритесь.

— Дружеский совет?

— На всякий случай.

Вернувшись в свою нарядную, Морозов наконец позвонил во второй забой. Телефонистка соединяла долго, и пустота паузы злила Константина.

— Заснула, барышня? — съязвил он.

Трубка молчала. Он снова подумал о том, что вынужден отдать приказ.

Митеня ни черта не понял: Морозова не смущало физическое напряжение шахтеров, потому что ведется работа не машинами — напряжением сил она ведется. Всегда напряжением сил. И даже дышать под землей не сладко…

Его смутило другое. Могли подумать, что он идет на такие приказы для карьеры.

«Кто так подумает? — спросил он себя. — Я выполняю план и обеспечиваю людям заработок… Другого выхода у меня нет».

Прежде Морозова не смущали бы такие мысли, то ли зелен он был, то ли не видел возможности выдвинуться, как бы там ни было, а прежде он не заботился о том, что о нем скажут. Чужие слова нимало его не волновали, и любую свою ошибку, можно было спокойно поправить, не удручаясь последствиями. «Веру потерял, но уж если сейчас потеряю, то навсегда, — решил Морозов. — Прежде подобных понятий — навсегда — я терпеть не мог, а теперь добрался до них, и мне не смешно».

Трубка откликнулась.

— Второй забой? — спросил Морозов, оборвав бессмысленные рассуждения. — Где Лебеденко?

— Лебеденко аж на том краю, — неторопливо ответил чей-то голос. — А кто спрашивает?

— Морозов.

— Подождите… — Голос пропал.

Через минуту в трубку ворвался новый голос:

— Константин Петрович! Лебеденко у комбайна. Вверху. Это Елага. Слышите? Качаем!

— Как качаете? А транспортер?

— Пока обходимся.

Шахтеры уже сделали так, как он хотел приказать, понял Морозов.

— Зови Лебеденко, — сказал Морозов.

Ему показалось, что он начинает чего-то бояться.

А чего ему было бояться? Всем ясно, что без старика Бессмертенко участок провалился, что Морозов и Тимохин не обеспечили самого элементарного: плановую добычу. И уж ясней ясного, что ломаного гроша не дадут за руководителей, не обеспечивающих план.

Поэтому и бояться было вроде нечего, ибо нельзя было потерять то, чего не могло быть.

Телефонистка проснулась, и трубка ожила.

— Мне Лебеденко, — сказал Морозов.

— Лебеденко на том краю, аж возле комбайна, — неторопливо ответил чей-то голос. — А кто спрашивает?

— Морозов.

— А, Петрович! — ласково-фамильярно сказал голос. — Это Кердода. Как дела на бугре?

Кердода был веселый лодырь и зубоскал. На него всегда кричал Бессмертенко, бригадир Лебеденко дважды собирался его выгнать, но все благополучно устраивалось для Кердоды. На его лень забойщики почему-то смотрели сквозь пальцы и не оставляли его в одиночестве перед гневом начальников.

По всей вероятности, Кердоду не вышибли из бригады потому, что у Бессмертенко порой не доходили до мелочей руки и лишь хватало сил, чтобы удержать участок хотя бы в каком-то порядке.

— Кердода, а что тебя интересует на бугре? — неожиданно впадая в такой же панибратский тон, спросил Морозов. — Мы с тобой минусуем. Теряем последнюю надежду на премию. Это самые последние новости.