И снова Котов:
- Не за веру, за царя, воевать охочие. За заводы, за поля, за крестьян с рабочими.
Людей в толпе становилось все больше и кое-кто, подобно Котову и Каманиной, собирался пуститься в пляс. Однако, прерывая веселье, появился средних лет седоватый матрос Драчук, большевик и один из организаторов съезда. Он положил тяжелую руку на меха гармони, остановил игру и выкрикнул:
- Ша, братва! Все на съезд! Сбор в Морском Собрании! Сначала дело, гулянка потом!
Черная бушлатная толпа повалила от Графской пристани в город. Василий, Наталья и гармонист, сигнальщик с «Гаджибея», двинулась вслед за моряками. Вскоре они оказались в переполненном людьми здании Морского Собрания. Митинг только начинался, возле трибуны в углу актового зала, определяя очередность выступлений, суетились ответственные лица и представители разных партий, а матросы вокруг вели свои разговоры.
- Хватит, навоевались! - высказался стоящий рядом с Котовым невысокий парень, судя по бескозырке, из экипажа линкора «Александр Третий». – «Коробочка» хуже тюрьмы. Унтера, все как один, холуи господские. Офицеры-шкуры. Подъем. Отбой. Тревоги. Приборки постоянные. Надоело, домой пора! Теперь свобода! Сколь земли возьмешь, все твое!
- Да, кто же тебе даст, эту землю? - усмехнулся его сосед, такой же моряк, но не с линкора, а с тральщика «Феофания».
- Большевики дадут. Из Питера Алексей Мокроусов приехал, серьезный товарищ. У нас на «Александре» был и прокламации раздавал. А там сказано, что долой войну, бей эксплуататоров, фабрики - рабочим, землю - крестьянам. Все ясно и понятно.
- Бумага она, братишка, и не такие словеса стерпит.
- Не скажи, я думаю, все серьезно. Поэтому за большевиков кричать стану.
- А кто у нас большевики?
- Драчук и Пожаров.
- А-а-а... - протянул матрос с тральщика, и произнес: - Драчука знаю, а Пожаров кто?
- Да ты что? Это же наш браток с Кронштадта. В Минной дивизии служил, коммунист.
- Да и хрен бы с ним, что коммунист. Все одно его не знаю.
Василий прислушивался к их разговору, и тут за рукав бушлата его подергала Наталья:
- Начинают.
Матрос повернулся к трибуне, и постарался вникнуть в то, что говорили выходящие к ней люди. Но понять их было мудрено, так как политикой Василий никогда особо не интересовался. Однако она занимала Наталью, отец которой несколько лет назад пострадал за революционные взгляды, был приговорен к тюрьме, а затем убит на пересылке блатными. Кстати сказать, с девушкой он познакомился на одном из митингов на Малаховом кургане, куда его притянул ненавидящий офицерье и царские порядки Ловчин. Наташка ему приглянулась, и с тех пор, невольно, матрос стал посещать все массовые политические мероприятия. Благо, сейчас никто этому не мешал. Корабельные офицеры притихли, опытные унтера разбегались кто куда, а все решения на эсминце принимались революционным комитетом через голосование. А поскольку он являлся членом этого комитета, то сход на берег у него был круглосуточный.
В общем, свобода, про которую вокруг так много говорили, имелась. А свое будущее Васька Котов видел достаточно ясно и просто. Скоро окончится война с германцами и турками, начнется демобилизация, и он покинет опостылевший ему эсминец. В родную деревню, разумеется, не вернется, за три года службы он отвык от крестьянского труда. И в мечтах Котов видел, как станет матросом гражданского судна, купит домик на берегу, а потом заживут они с Наташкой счастливо и привольно. Правда, перед этим придется капиталистов и шкурников погонять. Но это ожидаемо, месяц-другой, как говорят Наташкины товарищи большевики, и все, амба, начнется новая жизнь.
- Ты слушаешь или нет? - толкнув Василия в бок, спросила подруга.
- Конечно, - поддакнул Котов. После чего он прогнал прочь мечты о светлом будущем, и прислушался к речи своего ровесника, молодого матроса, который только что вышел на трибуну:
- Братья-черноморцы! Кто не знает, меня зовут Николай Пожаров. Я секретарь Севастопольского комитета партии большевиков, такой же военный моряк, как и вы, и прибыл к вам с Балтики. Вот предыдущие ораторы, правые эсеры и меньшевики, говорили, что насилие не приемлемо. Но не мы первые начали! Как и все здесь присутствующие моряки, большевики хотят мира. Всей душой его желают. Однако гидра контрреволюции не дремлет! Помещики, фабриканты, купцы, казачьи атаманы и золотопогонная сволочь собирают в кулак силы и мечтают о том, чтобы вновь посадить нам на шею царя-захребетника и всех его прихлебателей.
- Не слушайте этого болтуна! - выкрикнул из зала комиссар Черноморского флота эсер Бунаков-Фондаминский. - Большевиков к нам немцы в запломбированном вагоне прислали! А все для того, чтобы русский народ извести!
- Заткнись! Шкура! - Сразу несколько голосов оборвали комиссара, и тут же поддержали Пожарова: - Правильно говоришь братишка! Давай дальше! А кто будет мешать, того к стенке, как контрреволюционера!
- Благодарю! - Балтиец хлопнул раскрытой правой ладонью по груди, на миг замолчал, оглядел актовый зал, в котором раньше офицерики с дамочками балы гуляли, и продолжил: - Так вот, пока мы здесь в Севастополе сидим, в других местах контра голову поднимает. Все офицеры Балтийской морской дивизии, которая находилась на Дунае, перешли под команду полковника Дроздовского, ярого монархиста, готового ударить в спину революции. На Кубани самостийники свою Раду создают. Киев с немцами шашни крутит. На Дону атаман Каледин рабочих и крестьян сотнями расстреливает, а шахтеров из-под палки работать заставляет, словно они рабы.