Глава 1
Кубань. Ноябрь. 1917 год.
- Господа "кавкаи"! Турки объявили войну России. Нашему отряду приказано немедленно выступать на Баязет. С нами Бог! - Комполка полковник Мигузов снял свою высокую черную папаху и размашисто перекрестился. Все наши полковые офицеры, в тот день, собравшиеся в штабной палатке, последовали примеру командира.
Как же я тогда переживал. Нет, не боялся, но волнение было сильнейшим, так ведут себя чистокровные кони перед скачкой, они готовы, им не терпится начать свой бег и, вот, дается команда. Это моя первая война, скоро мой первый бой, и сбудется то, ради чего и выбрана военная карьера. Я буду защищать свою страну, Родину, Святую Русь, и буду делать то же самое, что и многие поколения моих предков до меня. Мы победим! Что нам турок, стародавний враг? Так, мелюзга, размажем их по всем окрестным горкам.
- Как настроение Костя? - Рядом со мной остановился командир моей первой сотни подъесаул Алферов.
- Боевое! - Выпалил я и вытянулся по стойке "смирно".
- Молодца, Черноморец, - Алферов ободряюще хлопнул меня по плечу, и направился на выход, строить сотню и извещать рядовых казаков о начале войны.
В тот момент я был горд собой, поскольку меня впервые похвалил и одобрил сотник, а я в полку уже полгода служу, и это дорогого стоит.
Вскоре был получен боевой приказ о движении полков, и наша Закаспийская отдельная казачья бригада направляется к русско-турецкой границе. Впереди идет наш 1-й Кавказский наместника Екатеринославского генерал-фельдмаршала князя Потемкина-Таврического казачий полк, если по простому, то "кавкаи". За нами вслед 1-й Таманский, без одной своей сотни, посланной в разведку, и 4-я Кубанская казачья батарея. Наша бригада сильна, и не хватает только Туркменского конного дивизиона из текинцев, который остался на нашем прежнем месте дислокации в Туркестане.
По извилистой дороге идем вперед. Ночь. К рассвету должны подойти к границе, а там враг, и первый бой, в котором я не должен оплошать и струсить. Перед самым рассветом, впереди и справа от колонны услышали выстрелы. Видимо, разведка таманцев вступила в бой.
Развиднелось, и к голове полка, прямо к Мигузову, подскакал один из разведчиков-таманцев. Конь казака ранен, да и сам он с трудом держится в седле, не знаю, может быть тоже ранение имеет, а может быть, просто истомлен боем и дорогой.
- Младший урядник Краснобай, - представляется он полковнику и докладывает, что разъезд хорунжего Семеняки вступил в бой с турками, офицер ранен, но не отступает, и просит оказать ему поддержку.
- Алферов, - Мигузов обращается к нашему сотнику, - впереди по дороге персидское село Базыргян. Взять его!
- Есть! - Откликается сотник и уже через минуту, широким наметом мы несемся по дороге на Базыргян.
В ушах свистит ветер. Моя кобылица Ксана несется впереди общего строя, и вскоре я вижу перед собой горный хребет, на который взбирается дорога. За ним должен быть аул, но вот мимо меня проносится первая пуля. Дорога узкая, лихой конной атаки не получится, и сотник командует:
- Спешиться!
Спрыгиваю на каменистый грунт, сдергиваю с плеча винтовку, хоть и не положена она офицерам, но я еще в училище отменно стрелял, так что хороший стрелок в сотне не помеха.
- Чу-чу-чу, - кручу повод, ложу лошадь на бок, а сам прячусь за ее теплым и распаренным телом. Ствол винтовки опускается на седло, жмурю левый глаз, а приклад прижимаю плотнее к плечу.
- Фью-ить! Фью-ить! - как разозленные шмели над головой проносятся пули турецких пограничников, и пришло время дать им ответ. Высматриваю противника и, вскоре, замечаю одного, который сидит за большим серым валуном, несколько выпирающим из горы. Вражеский солдат время от времени приподнимает над камнем свою голову, стреляет и снова прячется за это укрытие. Двинул затвор, прицелился и выстрелил, действую не задумываясь, точно так, как на родных кубанских и оренбургских полигонах инструктора учили. Выстрел! Ствол подкидывает вверх, а по плечу бьет отдача. Мимо! Как так? Черт! Прицельная планка не выставлена на нужную дистанцию, за волнениями боя, совсем про это забыл. Исправляю свою оплошность и со второго выстрела снимаю турка, который как мешок с овсом, выпадает из-за камня и метров двадцать, раскинув руки, катится по склону вниз. Выстрел! Выстрел! Выстрел! У меня закончилась обойма, а турки отступают.
Лошади остаются под присмотром коноводов, а наша сотня, сходу занимает гребень горы, и теперь мы на высотке. Однако за нашим гребнем еще один, он хоть и пониже, и можно было бы продвинуться дальше, но к противнику подошло подкрепление, и нашей сотни хватает только на перестрелку. Эх, не было у нас тогда пулеметов, но зато какие люди были.
Алферов посылает к полковнику своего ординарца с запиской, и вскоре подходит полусотня под командованием хорунжего Елисеева. Казаки из третьей сотни ложатся в цепь рядом с нами по гребню горы, плотность нашего огня усиливается, но турки все одно, отступать не желают. Перестрелка затягивается до самого полудня, и просидели бы мы на этой вершине, до вечера, если бы подъесаул Доморацкий не обошел противника слева и лихим наскоком не сбил его с позиций.
