Казачий край - [2]

  Турки и несколько десятков курдов, которых можно опознать по белым шароварам, бегут так, что только пятки сверкают. Мы занимаем следующий хребет. За ним турецкий аул, и в центре его развевается зеленое знамя на длинном шесте. Налево виден длинный горный кряж, он ведет к самому Баязету, крепости, где мои предки два раза в осаде сидели, а направо виден таинственный и величавый, одновременно грозный и прекрасный Большой Арарат.

  Мы переглядываемся с Федей Елисеевым, с которым вместе учились в Оренбургском казачьем училище и перемигиваемся.

  - Ну, как ты? - Спрашивает Елисеев, и одергивает полы своей строевой серой черкески, подвернутой за пояс.

  - Нормально, - отвечаю ему, мы смеемся, а вскоре спускаемся вниз, и занимаем Базыргян, первый населенный пункт на вражеской земле.

  Опять меня накрыли воспоминания и, почему-то, вспомнился тот, мой самый первый бой, с которого началась трехлетняя военная эпопея на Кавказском фронте, прервавшаяся только одним отпуском на Родину и трехмесячным валянием в военном госпитале города Тифлиса. Сколько было битв и походов после того боя, сколько перевалов взято, сколько дорог исхожено. Сейчас уже и не сосчитать, но то, что я помню, уже немало. Бои в Макинском ханстве, Алашкерт, Ван, поход в Месопотамию, Мелязгерт, Мерденекский перевал и Ольтское урочище, Ит и Эрзерум, Хасан-кала и Сарыкамыш. Везде я шел с нашей первой сотней 1-го Кавказского полка, а теперь, родной полк где-то в далекой Финляндии, а я, пытаюсь вернуться с этой, как выяснилось, никому ненужной войны, домой.

  С войны мысли перекинулись на положение дел в стране. Как так случилось, что еще несколько лет назад одно из мощнейших государств мира распадается на части? Что это? Стечение обстоятельств? Божья кара? Закономерный исторический процесс? Неизвестно, но факт остается фактом, Российская империя развалилась. Царь отрекся от своего престола, в столице у власти находится непонятно кто, а в стране полнейший бардак.

  Государства практически нет, а граждане империи, и в первую очередь русский народ, оказался разделен на множество групп и ячеек. Город ставит себя выше деревни, заводские не понимают селян, а тыл отделяется от фронтов, которых, так же как и страны, уже нет. Где та самая интеллигенция, воспитанная на "души прекрасных порывах", где офицерство, дававшее клятву "служить и защищать", где органы власти? Нет, реальным делом не занят никто, все в растерянности, занимаются говорильней, а кто поактивней, ловят рыбку в мутной воде.

  Нет империи, сгинула, и теперь каждый сам за себя. Промышленник желает получения сверхприбылей, рабочий - участия в делах завода, на котором он работает, солдат намеревается вернуться живым домой, каторжник мечтает о воли, а политик жаждет власти. Десятки политических партий: эсеры, что правые, что левые, меньшевики, большевики, анархисты, кадеты, монархисты, трудовики и националисты. Каждый хочет взобраться на самый верх, и каждый знает, как обустроить Святую Русь, а когда политическая борьба ведется на территории многонационального государства, то это усугубляется еще и давней враждой народов. В общем, с той Россией, которую я всегда знал, наверное, придется распрощаться, поскольку так, как было до отречения царя Николая Второго, уже не будет никогда.

  Слышен перестук колес, вагон чуть покачивается и неспешно идет от Екатеринодара на станцию Тихорецкая, откуда до моей родной станицы Терновской, рукой подать. На душе тоскливо и тяжело. Встал с полки, оправил одежду и посмотрел в окно. В мутном и сером стекле отображается высокий, стройный и несколько истощенный брюнет двадцати пяти лет. Одет в темно-синюю черкеску с серебряными газырями, на поясе кинжал в позолоченных ножнах, на голове низкая черная папаха-кубанка с красным верхом, а на плечах погоны подъесаула. Это я, Константин Георгиевич Черноморец, потомственный казак Кавказского отдела Кубанского Войска, возвращаюсь после ранения домой.

  Снял папаху и почесал косой шрам, пересекающий левую половину головы, след от вражеской пули, полученной в последнем бою. Так случились, что я случайно попался на глаза командиру дивизии, и тот, не долго думая, вручил мне пакет и уже спустя час, с десятком казаков я ехал в отдельный партизанский отряд Лазаря Бичерахова, который находился в Персии. Задание было выполнено, и через две недели мы возвращались обратно в расположение своей дивизии, которую снимали с Кавказского фронта и отправляли вглубь России. Однако если к Бичерахову мой небольшой отряд добрался без потерь, то на обратном пути нас атаковали три десятка курдов. Тогда мы отбились, но в самом конце стычки, по моей голове прошлась эта злосчастная пуля. Так я получил свое первое ранение, и чуть было не погиб.

  Как я тогда выжил, до сих пор не знаю, но когда казаки везли меня в расположение наших частей, начинающих отход по всему фронту, мне привиделся абсолютно седой казак лет пятидесяти в простом потертом чекмене. Казалось, что я сижу посреди пустыни, вокруг никого и ничего, постоянно хочется пить, а голова окровавлена и каждое движение вызывает нестерпимую боль. Вдруг, рядом со мной возникает этот человек и, присев прямо на песок, спрашивает меня: