Варежки - [17]

Но это же… Почему бабушка ничего не говорила? Ведь письма адресованы ей — Свете Ереминой. Странно. Они даже не распечатаны.

Светка вскрыла конверт, и кровь бросилась ей в лицо.

“Светочка, любимая моя, родная, ненаглядная! Ты мне не отвечаешь, а я все равно пишу, потому что это единственное, что еще дает мне силы жить… Если ты не приедешь, все остальное не имеет для меня никакого смысла… Я снял квартиру, устроился на работу. Приезжай! Если ты будешь со мной, я все смогу. Светка! Напиши мне! Хочешь, я брошу все и приеду? Хочешь? Мне никто не нужен, только ты. Почему ты молчишь?…”

Димка. Он писал в пустоту. Светка не получала его писем. После той дикой истерики, которую она закатила, бабушка старательно прятала их. Выбросить не решилась. А зря. Не стоит получать письма из прошлого. Оно всегда непоправимо.

Другие конверты Светка вскрывать не стала. В огонь! Димки больше нет. Время вычеркнуло его из ее жизни.

Еще какие-то письма — от дальних родственников, известных Светке лишь понаслышке, от бабушкиных подруг детства, от совсем незнакомых людей.

Пламя весело потрескивало, конверты чернели, скукоживаясь. Рассыпались в прах. Превращались в пепел. Прошлое исчезало. Оно больше не имело силы. Вот уже комод почти пуст. Остался один последний конверт. Старый, потертый. Весь в каких-то разводах. Даже трудно разобрать, что написано. Светка хотела и его бросить в огонь, но в последний момент передумала.

Достала письмо. Строчки полуразмытые, буквы едва различимы. Чернила выцвели.

“Здравствуй, мама. Я знаю, что не должна тебе писать. Я знаю, что ты меня никогда не простишь. Я не прошу вернуть мне дочь или хотя бы позволить увидеться с ней — ведь даже на это я не имею права. Я только хочу узнать, как ее зовут, — чтобы молиться за нее…”

Светка почувствовала, что пропасть разверзлась у нее под ногами. Ей стало страшно. Она не хотела заглядывать туда. Она не желала ничего знать о той женщине, чья душа страдала и истекала кровью в каждой строчке письма. Но эта женщина была ее матерью.

… Почему она не бросила его в огонь вместе с другими? Нельзя отдавать себя во власть прошлому! Нельзя думать о том, чего нет.

Но поздно. Она уже ЗНАЕТ. А значит, ЭТО стало частью ее жизни.

Светка сложила письмо и сунула его к себе в сумку.

Утром она пошла на рынок, купила цветов и поехала на кладбище. Постояла рядом со свежим бугорком. Поправила покосившиеся венки. Накрошила хлеба для птиц. Положила цветы. Вот и все. Прощай, бабушка!..

А потом разыскала еще одну могилку. Гранитный обелиск со звездой, на котором написано: “Роман Игнатьевич Зеленцов”. И две даты, разделенные короткой чертой.

…Ромка, ты слышишь меня? Я наконец должна тебе сказать это. Ты — единственный, кого я любила. Жаль, что я поняла это слишком поздно. И не успела ничего тебе сказать. Но ты ведь и так знал да? Ты единственный, кто был настоящим. А всех остальных я сама придумала. Их нет на самом деле. Нет и не было никогда.

Светка плакала, обхватив руками заснеженный холмик. Четыре алых гвоздики, разбрызганные по снегу. пламенели, как пятна крови.

Наверное, что-то умерло во мне в тот день, когда тебя не стало. Мне только кажется. что я живу. Ты не должен был уходить, Ромка! Ты не должен был бросать меня здесь одну! Ведь ты же знал, что я без тебя пропаду…

Кто-то тронул ее за плечо.

— Встань, девочка. Ты замерзнешь.

Светка обернулась и увидела тетю Галю, Ромкину мать.

— Я давно здесь стою, — объяснила она. — А ты все плачешь и плачешь. Я не хотела мешать, но подумала — холодно…

Светка только теперь почувствовала, как она замерзла. Зубы стучали. Рук и ног почти не чувствовала.

— Пойдем ко мне, — сказала тетя Галя. — Я тебя чаем с малиной напою.

Светка помотала головой.

— Спасибо. Мне пора домой. Я сегодня уезжаю, а еще столько всяких дел.

— Светочка, я давно хотела тебе сказать… — Тетя Галя немного помолчала. — Давно хотела, но… Ты прости меня! Я ведь не со зла тогда… Просто обида взяла. Этот длинный хвастался всем, какой Ромка дурак, а он умный. А я ведь знаю, что у вас все было! Кому знать, как не мне, правда?

— Да, — сказала Светка. — У нас все было. Все…

— Вот видишь, — обрадовалась тетя Галя. — Я и этому так сказала. А он говорит — неправда. Я, говорит, лучше знаю. Спился он совсем, ты слышала?

— Да…

Димка спился. Ромки больше нет. Она приносит несчастье тем, кого любит. Она разрушает все, к чему прикасается. Какое-то проклятье лежит на ней.

Спустя несколько лет она случайно узнала, что Димка погиб. Страшно, нелепо… “Светка, а ты будешь плакать обо мне, когда я умру?” — вспомнила она. Но как ни старалась, не смогла выдавить из себя ни одной слезинки. Наверное, просто к тому времени она уже разучилась плакать…

Вечером, уладив все дела, она спешила на поезд с тяжеленной сумкой в руке. И вдруг кто-то окликнул ее с той стороны улицы.

Она обернулась и увидела Ленку Немилову, бегущую к ней с распростертыми объятиями.

— Какая встреча! — защебетала та, налетев на Светку. — Ты спешишь? Жаль! Ну хоть в двух словах — как живешь? Замужем? А я теперь в Швеции обретаюсь, знаешь? Вот приехала на недельку своих навестить. А весной на Канары собираюсь…