Перед дверью Тонечки толпится народ — шёпот и шушуканье перемежаются с зевками и ленивым потягиванием, — а над ними, как жираф, возвышается мой Женька. Я нахально обхожу очередь, пробиваясь к брату, и больно щипаю его за ногу.
— А ты чего здесь забыл?
— Значит, Алане Сергеевне можно, а мне нельзя? — кривит он губы в ухмылке.
— Вот позвоню сейчас мамке, и договоришься мне, — строго отвечаю я, хотя брат всего на три года младше. Но, в отличие от меня, взрослой и разумной двадцатисемилетней девушки, он у нас ещё подросток.
— А я давай Мишке позвоню, — парирует негодник, ещё и подмигивая.
Что ж, его взяла. Дорвался наконец. Хотела ведь налегке смотаться, а багаж сам нарисовался.
Набираю сообщение Тонечке: «Открывай ворота!»
Тут же замок щёлкает, из-за двери доносится предупредительный рык, и народ опасливо отступает. Я же дёргаю вперёд, таща за собой брата-переростка. В прихожей терплю лобызания Барсика — соскучился, зверюга — и причитания изумлённого Женьки: «Настоящий! Снежный! Ба-а-арсик!»
— Сверх-настоящий, — появляется Тонечка в лиловом пеньюаре и на каблуках. — Самый нежный! Ба-а-арсенька! — В эту минуту и брат, и подруга похожи на двух околдованных детей. — Перевёртыш мой ненаглядный!
Подруга треплет своего «котёнка» за мохнатые щёки и прогоняет на кухню. Мне же вручает заветные ключики. Шлю Тоне воздушный поцелуй и устремляюсь к чёрному выходу. Сзади топает Женька.
— И что дальше? Я ведь только со слов знаю, а от тебя мало чего добьёшься!
— Иди и помалкивай, — шикаю я, открывая дверь длинным ключом с зазубринами.
Об Аномалке вслух предпочитают не говорить, не принято это как-то. Да и не слишком законно, хотя и закона, как такового нет.
Подходим к лифту. Вместо кнопки — прорезь для второго ключика. Золотого. Ну или позолоченного, не знаю. Когда кабина открывается, мы с Женькой заходим внутрь, брат скрючивается в три погибели, я и сама немного сутулюсь, утыкаясь взглядом в пол. Кнопок нет и здесь. Лифт трогается, уносясь то ли вверх, то ли вниз, сказать трудно. Женька тихонько читает рэп, а я разглядываю его кеды с ярко-жёлтыми шнурками.
— Так что у тебя за дела? — не выдержав, спрашивает брат. Любопытство — его главный недостаток. — Мир спасаешь или, может, ищешь ценный артефакт?
— Ага, — киваю я. — Что-то вроде того.
— Ну а если поточнее?
— Всё, отстань от меня! — кричу я, но в кабине мой голос снижается до шелеста. — Варенье я варю, ясно? Кабачковое! Только не хватает кое-чего.
Женька пучит глаза и давится со смеху, а я в отместку целюсь каблуком ему в ботинок.
Дверцы разъезжаются в стороны, и кабина выталкивает нас на тропинку, уходящую вниз по склону, где пестрят указатели: налево пойдёшь, направо пойдёшь и тому подобное. Я мысленно благодарю всех странников, которые не пожалели времени, чтобы оставить здесь эти таблички. Без них пришлось бы действовать наугад. Но теперь все путеводные нити расставлены, и я без проблем нахожу вдалеке нужный знак: «Авалон». Округлые буквы, расположившиеся на стрелке, мигают синими неоновыми лампочками.
Достаю из рюкзака верёвку и обматываю вокруг Женькиной талии, потом цепляю карабин за свой пояс.
— Не рыпаться! — командую я.
Всё-таки, в отличие от брата, я здесь свой человек. Но даже на это не стоит полагаться. Аномалка порой и схитрить может. Смотря в каком настроении её застать.
Нас подхватывает плавное течение ветра, и мы скользим вперёд, тропинка расширяется, разветвляется, переходя в асфальтовую дорожку. Появляются первые горбуны, обвешенные сувенирными брелками, магнитами, открытками и прочими безделушками. Эти охотники за туристами ошиваются здесь круглыми сутками, мельтешат под ногами и заискивающе поглядывают на тебя, надеясь заманить своим товаром.
Стараюсь не смотреть в их сторону — ведь иногда это может стоить жизни — и держу путь прямо. Но тут верёвка натягивается, и мне приходится остановиться.
— Ну что ты там застыл? — спрашиваю я Женьку и поворачиваюсь.
Брат завис над одним горбуном, глазея на янтарные капли с крошечными человечками: может, какие феи или другие представители древесных рас, имевшие несчастье угодить в смоляной капкан. Резко тяну за верёвку, Женька ойкает.
— Давай купим что-нибудь, — шёпотом говорит он, отходя от горбуна. — Сувенир мамке привезём.
— Да ты свихнулся, — отвечаю я и стучу по голове, — у них бешеные наценки. К тому же, знал бы ты, каким способом добыто это добро.
Это сейчас горбуны улыбаются и раскланиваются, но стоит какой-нибудь вещице привлечь их внимание, как они оборачиваются самыми безжалостными хищниками.
— На обратном пути будем держать ухо востро, — предупреждаю я Женьку, и он с серьёзным видом кивает.
До Авалона остаётся совсем немного — на перекрёстке нам нужно поймать момент и лихо повернуть налево. За спиной опять копошение.
— Аланка, — тихо зовёт меня брат.
— Чего ещё? — раздражённо спрашиваю я.
— А этому что от меня надо?
Оглядываюсь через плечо: за Женькой увязался длинноухий горбун с бородавками по всему лицу. Тычет в брата пальцем и похихикивает.
— Отстань, слышь! — говорит Женька, отмахиваясь от торгаша.
— Не слышит, — отвечаю я, — они вроде как глухонемые.
