Вардананк - [272]

— Ты прав, тысячу раз прав! И я гляжу вокруг со скорбью… Пока они были живы, я почитал себя философом. Но теперь, когда их уже нет, я чувствую себя одиноким и немощным мыслью… Больно, что не позволяют дела хотя бы часто посещать их могилы…

Мовсес молчал.

— Потеряли мы их и словно храм рухнул… К кому теперь обращаться нам, на кого уповать? Кто теперь будет указывать нам путь в жизни? Кого радовать нам познаниями, которые мы привезли из Александрии?!

Слова Егишэ волновали Мовсеса, бередили его раны. Память о людях, о которых говорил Егишэ, была священна для обоих: это были скончавшиеся еще до их возвращения в Армению Саак и Месроп Маштоц — творцы национальной письменности армянского народа, настаьикки и покровители Мовсеса и Егишэ, пославшие их для получения высшего образования в Александрию и Грецию.

Мовсес молчал, весь во власти скорби и одновременно гордый. Вардан перелистывал фолиант. Он остановился на одной миниатюре и долго ее рассматривал: в башне на спине слона сидел лев, а внизу, среди переплетавшихся растений, высоко подняв голову, свернулась кольцом огромная золотая змея. Закрыв фолиант, Вардан выразил желание осмотреть монастырское хранилище рукописей. Настоятель провел его в келью, расположенную рядом с алтарем. В стенных нишах лежали украшенные росписью пергаменты в роскошных переплетах с инкрустацией из перламутра, слоновой кости и драгоценных каменьев. Здесь были произведения сирийских, греческих, персидских авторов, а также разные художественно исполненные предметы из драгоценных металлов. Вардан осмотрел этот маленький музей, тихо покачивая головой.

«Вместо того чтобы изучать и пополнять эту сокровищницу, иди, воюй!.. Горькая судьба!» — проносилось у него в мыслях.

Полными тяжкой тревоги были для Вардана последние дни: не поступало никаких вестей ни из Византии, ни от гуннов, А война уже началась..

Вышли во двор монастыря, уселись на каменных скамьях под огромным ореховым деревом с еще обнаженными ветвями.

— Проходили сегодня войска перед монастырем или где-либо в окрестности? — спросил Вардан.

— Не проходил никто, Спарапет, — ответил настоятель.

— А не слышно, чтобы где-нибудь в других местах проходили войска?

— Слышал я об этом, государь Спарапет! — несмело вмешался молодой монах.

— Какие были войска и куда направлялись?

— Не знаю, Спарапет… Не спросил.

— Армяне это были?

— Армяне, Спарапет.

Вардан с укором покачал головой:

— Проходит армянский отряд, а вы и не подумаете спросить, куда он идет?!

Монахи смотрели на Вардана молча и безмятежно.

Какое им дело до того, что происходит в мире, этим людям, живущим своей обособленной жизнью в заброшенных, глухих местах? Вардан понял их безмолвный ответ и с укоризной заговорил снова:

— Бедствие стучится в двери страны Армянской, а армянские монахи ничем не интересуются, не спрашивают, какая участь ожидает родную страну?

— А зачем нам спрашивать, государь Спарапет? — набрался смелости настоятель. — Ведь бедствие накликали не мы, и не нам его отразить. Оно само придет, само и уйдет. Когда это бывало, чтобы бедствие не проходило само собой?

Вардан слушал с горькой усмешкой.

— Бедствие преходяще! Таков закон жизни, Спарапет.

— А жизнь ваша не преходяща? — задал вопрос Вардан.

Настоятель мягко улыбнулся.

— Преходяща…

— Хорошо Значит, бедствие — преходяще, ваша жизнь — преходяща, наша жизнь — преходяща. Что же есть вечного?

— Страна Армянская вечна, Спарапет.

— Нет, святой отец! На этот раз нет! — с волнением прервал его Вардан. — На этот раз враг, если он не будет уничтожен, сам уничтожит страну Армянскую. Быть может, нам скажет отец Хоренаци, что ее спасет?

Мовсес Хоренаци с горделивым спокойствием взглянул на Вардана:

— Что спасет страну Армянскую? Сама страна Армянская, Спарапет.

Большая пушистая кошка из Васпуракана подошла к Вардану и спокойно прыгнула к нему на колени. Вардан улыбнулся и не мешал ей расположиться в царственно-небрежной позе. Все улыбались.

Вардан сказал, обращаясь к Хоренаци:

— Так рассуждать нетрудно, свитой отец, пока не стоишь перед неминуемой смертью. Вы-то укроетесь в недоступных пещерах, переждете, пока все кончится. Но страна Армянская — то есть народ армянский — в пещерах не спрячется. Он будет стоять от крыто, и ему придется принять удар, чтобы или жить, или умереть.

— Да будет, как ты сказал! Да будет жив народ! Но тревога и смятение снедают мою душу. Как может спастись народ армянский? Где царственные Аршакиды, которые смогли бы возглавить страну Армянскую, поддержать государственную власть? Увы, утеряны они для нас! Ибо утеряна нами идея, результат вековых усилий, идея государственной власти, идея государства, которое равнозначаще власти!

Вардан резко повернулся лицом к Хоренаци. От этого движения кошка чуть было не слетела наземь и, чтобы удержаться, вцепилась когтями в куртку. Вардан подхватил кошку, вновь усадил ее к себе на колени. Кошка замурлыкала и лизнула рукоятку его меча.

— Народ армянский идет на величайший подвиг — завоевать свою свободу! — с загоревшимися глазами воскликнул Вардан. — Неужели это тебя не удовлетворяет?

— Говорю тебе истинно, Спарапет: если народ армянский не проявит в испытании высокого своего духа, не завоюет он себе свободу! Сим победиши!. — Хоренаци показал рукой на рукописный фолиант. — Пламенным языком его и дивным искусством! Вот в чем свидетельство высочайшего духа и высшего благородства! В этих рукописях человеческий дух исследовал вселенную, зипечатлел благородство мысли и стремящуюся ввысь добродетель… Будет ли у народа армянского то, чем он мог гордиться в прошлом?.. Если не будет, значит, народ армянский — простая былинка в мироздании, неосмысленное творение. А что такое неосмысленное творение? Пусть живет, где хочет и как может. Не трогает меня его судьба…