Вардананк - [218]

— Не о войне идет речь, госпожа, — на свадьбу приглашаем мы князя Артака, — засмеялась госпожа Ашхен.

Мать Артака была ошеломлена, когда супруга Гадишо сообщила о своем неожиданном плане.

— Княгиня Хорхоруни… У нахарара Мокского есть свой дом, есть родители!.. — мягко укорила она госпожу Ашхен.

— Сейчас дом нахарара Мокского — здесь, а родительница его — я! — смеясь, возразила госпожа Ашхен. — Мою Олимпию бери себе, а Артака беру я! Не согласна, княгиня?

Все рассмеялись.

— Ну конечно, Олимпия для меня — что родное дитя, но… Неужели дом нахараров Мокских должен был навязать свои хлопоты владетелям Хорхоруника?! Пощади мою честь, княгиня…

— И в дом нахараров Могка явимся мы, госпожа, не беспокойся! Явимся все — от мала до велика! — добродушно убеждала ее госпожа Ашхен.

— А кто же нареченная? Можно мне узнать хотя бы это? — несколько обиженно спрашивала княгиня Могка.

— Она дочь сепуха Гедеона Рштуни. Сейчас она на берегу моря с Олимпией.

Мать Артака расстроилась: как, ее сын, кахарар, берет в жены дочь простого сепуха?! Она сочла неудобным сказать что-либо в присутствии Старшей госпожи рода Мамиконянов, тем более что нужно было дождаться приезда Артака для выяснения всех подробностей. Однако она не смогла скрыть своей обиды.

— Но все-таки более подобало бы, чтобы свадьба нахарара Мокского происходила в его родном доме! — сказала она. Старшая госпожа махнула рукой:

— Дом домом остается, княгиня! На родине ты везде дома. Твоему Артаку счастье улыбнулось под этой кровлей. А со счастьем не спорят, дочь моя!..

— Раз велит Старшая госпожа, мы обязаны повиноваться! — спокойно, примиренно произнесла супруга Нершапуха Арцруни. — Не прекословь, соглашайся!

— Да будет по слову твоему! — склонив голову перед Старшей госпожой, сказала мать Артака.

Готовясь к свадьбе, супруга Гадишо поставила на ноги весь замок: главный повар отправился на пастбища отбирать откормленных бычков и баранов; хранитель погребов распечатал карасы с выдержанным вином; из села были вызваны замковые гусаны.

К вечеру того же дня госпожа Ашхен повела гостей на морской берег. Изъявила желание пойти к морю и Старшая госпожа. На береговой гальке разостлали ковры, набросали подушек и уселись, — всего на шаг от линии прибоя. Дети бегали по берегу под наблюдением служанок и, набрав полные горсти обкатанных водой камешков, метали их в набегавшие на берег волны. Некоторые кормили хлебом чаек, которые с визгом отнимали добычу друг у друга.

— Вот и твоя будущая невестка, княгиня! — сказала вдруг супруга Гадишо. Анаит приближалась к ним, сопровождаемая Астхик, Олимпией и дочерью Нершапуха Арцруни — Шамунэ. Они шли, взявшись за руки, в венках из осенних цветов. Анаит все еще выглядела немного бледной. Когда девушки подошли ближе, супруга Гадишо шепнула на ухо матери Артака:

— Угадай, которая…

Мать Артака внимательно оглядела девушек и остановилась на Анаит. В умных глазах девушки еще лежала печать недавно пережитой болезни.

— Почему она так бледна? — спросила шепотом княгиня Мокац.

— Была ранена в битве при Ангхе… Подвижница она…

— Подвижница?.. Да за нее душу бы отдать! — умилилась княгиня. Осенив себя крестом, она встала с места, подошла к Анаит и поцеловала ее в глаза. Затем, отирая слезы, взяла Анаит за руку и усадила рядом с собой. Остальные девушки смущенно остановились в стороне.

— А вы почему стоите? — обратилась к ним госпожа Ашхен. — Идите садитесь рядом с Анаит!

Девушки застенчиво подошли и сели.

Мягкий и теплый осенний вечер тихо угасал над морем. Кое-где беспокойная волна еще всплескивала серебряным крылом, спеша поскорее добраться до берега.

— Пусть выведут из пристани «Шамирам», — приказала госпожа Ашхен.

— Да, да, да!.. — радостно кричали дети, хлопая в ладоши.

Из-за холма, позади которого лежал залив, выскользнул убранный коврами корабль. Описав полукруг, он повернулся носом к берегу, где сидели княгини, и остановился прямо против них. Кудрявый смуглый моряк спрыгнул на берег и, склонившись перед княгиней Ашхен, пригласил подняться на борт. Спустили сходни, и ловкие моряки, поддерживая гостей под руку, помогли им подняться на корабль. На палубе был раскинут ковер, вышитые подушки служили сидениями. На носу находилось изображение женской головы с косами. Это и была «Шамирам».

Гости расположились на корме. Позади них стал кормчий — крепкий моряк с обнаженной грудью и густыми усами; на носу расселись мускулистые, загорелые молодые гребцы. Между ними и гостями устроились гусаны.

Кормчий перекрестился и обратился к гостям:

— Да минет вас беда на море, госпожи!

— Бог в помощь! — отозвались те и тоже перекрестились.

— Ну, благослови, господь! Налега-а-й!.. — скомандовал кормчий гребцам.

Корабль дрогнул, качнулся и выскользнул на морской простор.

Волны шумели вокруг «Шамирам», летевшей в голубую даль. Дети с развевающимися на выбритых головках хохолками столпились вокруг Старшей госпожи.

— Расскажи нам что-нибудь, Мать-госпожа! — упрашивали они, обнимая ее.

— Что же мне рассказать вам, птенчики мои?.. Перезабыла я все.

— Нет, нет, не забыла!.. Расскажи! — не отставали малыши. Старшая госпожа сдалась: