Вардананк - [172]

Ах, льва назвала лисой лиса,

Ах, со льва кожу содрать велела лиса!..

Слушатели сидели насупившись. Хандут, воодушевившись, пела дальше чуть хрипловатым своим голосом:

Горе, горе льву мы поем,

Что попал в темницу наш лев.

Громко об отчизне споем

Чтоб встал наш лев живым;

Чтоб встал наш лев живым, —

Чтоб встал и тяжко вздохнул:

«Горг, дым мой, дым родной!..

Позабыт я. Но если вспомнит обо мне

Сладостный мой, дым мой родной —

Не в темнице Анхуша буду я, Васак,

Не с ободранной кожей буду я, Васак:

Лишь вдохну запах душистого дыма —

Достигну края коего родного!..»

Горе, горе льву мы поем,

Что попал в темницу наш лев.

Громко об отчизне споем, —

Чтоб встал наш лев живым!

Приди, дым мой, дым дымохода родного,

Приди, дым мой, дым мой родимый…

Послышались заглушенные рыдания. Потом наступило молчание; было слышно только, как дышат люди и как жуют свою жвачку животные… Из ердика вился дым, — а сказание говорило, что одного лишь запаха родного дыма достаточно, чтоб ожил доблестный Спарапет Васак, предательски умерщвленный врагами…

Старшая госпожа покачала головой и задумалась.

Неподвижно застывший на своем месте Егишэ встрепенулся и стал рассказывать о деяниях армянского царя Аршака Второго и Спарапета Васака Мамиконяна.

— Они любили жизнь и за нее отдали свои жизни. Победили они смерть, и вот — живы вечно! Лучше умереть и жить в памяти людей, как живое воспоминание, чем бродить живым мертвецом…

С ужином, который по желанию Старшей госпожи состоял из одного лишь кислого молока и лаваша, покончили быстро. Старшая госпожа усталым голосом благословила хозяев и улеглась на приготовленной для нее постели. Немного погодя легли и все остальные.

Атом, который вместе с Хореном, Зохраком и Гедеоном обходил посты, вызвал к себе младших командиров и наистрожайшим образом приказал укрыть коней и всадников в ущелье, весь день провести в укрытии и, оцепив село, никого не выпускать. Он распорядился расставить вокруг села дозорных, а самый полк подготовить к выступлению следующей же ночью. Затем он выслал лазутчиков на дорогу и к тем местам, куда, как предполагалось, мог двинуться рштунийский отряд Одновременно он распорядился послать сведения своим лазутчикам в Багреванд о новом местопребывании своего полка.

Однако выступление рштунийцев и опасения за участь хорхорунийского полка не давали Атому покоя. Он поделился своими мыслями с Гедеоном.

— Я верну полк обратно! — уверенно заявил тот.

— Сможешь ли? — выразил сомнение Атом.

— Смогу! — подтвердил Гедеон и с удивлением спросил: — Как же это я да не смогу?!

Атом недоверчиво оглядел его.

— Смогу, и выеду, и верну! — повторил Гедеон.

Атом заглянул упрямому сепуху в глаза и почувствовал, что в этом странном человеке действительно таится своеобразная сила. Он дал согласие на отъезд Гедеона в Рштуник и Хорхоруник.

Сопровождаемый несколькими всадниками, Гедеон направился в Арцруник: это был самый краткий и удобный путь в Рштуник.

Положение неожиданно усложнилось. Могло случиться, что караван нахараров уже достиг Багреванда и отступники уже начали свое дело… Атому надо было выступить туда безотлагательно, чтоб оказать им решительное противодействие. Но вот он прикован к этой котловине и принужден скрываться со своим войском в горах, ожидая удобного случая, чтоб вырваться… Расстраивались все расчеты Атома. С этим не могла примириться его натура. Надо было спешить с решительным ударом.

Ночь прошла в тяжелом раздумье. Целый день Атом напряженно ждал сведений, обходя посты и проверяя бдительность постовых. Воинам приказано было не выходить из ущелья.

Уроженцы различных местностей, они понемногу привыкали друг к другу и даже начинали дружить, несмотря на то, что младшие командиры косо смотрели на это сближение.

— Эгей, собирайтесь сюда! — из укромной лощинки весело сзывал товарищей Погос. — Собирайтесь, собирайтесь сюда, орлоеды-хорхоры, конокрады-гнунийцы, медвежатники-рштунийцы, толстокожие мамгуны, золотоглоты-арцруны, сварливые могки!..

— Ну, что еще втемяшилось тебе в башку? — засмеялся Ованес-Карапет, направляясь к Погосу. Он не посмотрел себе под ноги, споткнулся о кучу щебня, свалился под откос и, скользк, долетел до самой реки.

— Камни разобьешь, безбожник! — крикнул ему вслед Погос.

Манук и Абгар, продолжавшие коситься друг на друга, хотя и ставили коней у одной коновязи, вместе водили их на водопой и спали рядышком, — дружно вскочили и подбежали к Погосу.

— А ну, братцы, давайте хоронить Азкерта! Закипела хоровая пляска. Сверкнув глазами, Погос стремглав выбежал на середину круга и стал во главе хоровода. Мечи заблистали и засвистели над головами плясунов, кружившихся в всь явственной пляске. Как удавалось им не поранить друг друга, вероятно, не смогли бы объяснить и они сами. Видно, спасали бесстрашие да молодость.

— Стой! — во зесь голос крикнул Погос и повернулся к Ованесу-Карапету. — А ну, запевай «пляс хромых»! Выделилась группа плясунов, и хор начал запев:

Хоп, хромушка, ковыляя, припадая, —

Тпик, тпик, тпик, тпик!

Хоп о землю, бредет, ковыляя, —

Тпик, тпик, тпик тпик!..

Беспечный смех и восклицания отдавались эхом в долине. Молодые воины совершенно забыли о войне, о походе и об опасности. Вдруг со стороны села донеслись звуки сигнального рожка.