Вардананк - [17]
— Как это? Почему? — садясь рядом с ним, спросила Вараздухт.
— Так всегда бывает у людей высокопоставленных: свои дела они сами продвигают только наполовину, а затем все идет благодаря усилиям других.
Вараздухт рассмеялась:
— И что же, дошли мы сейчас уже до второй половины?
— Покуда нет. Долог еще путь…
— Когда же мы дойдем до половины? — лукаво спросила Вараздухт.
— Не знаю, — серьезно ответил Васак, — это зависит от судьбы…
Он умолк и стал задумчиво глядеть в окно.
Вараздухт вскочила, подошла к Васаку и взволнованно сказала:
— Я доведу дело до конца!.. Я должна увидеть завершение нашего дела!.. Но с одним условием: чтобы благодаря моим усилиям ты дошел до вершины!
Васак улыбнулся и, слегка щелкнув ее по кончику носа, спросил:
— Что же ты будешь делать тогда?
— Что я буду делать? Я буду с тобой!
— А если я зайду слишком далеко?
— Я пойду с тобой!.. Я здесь не останусь… Нет у меня здесь ничего и никого!.. Одна только несчастная мать…
Васак вздохнул и в раздумье устремил взор вдаль.
— Тяжело тебе будет! Боюсь, как бы ты не осталась на полпути…
Вараздухт порывисто обняла его и, прильнув к нему, воскликнула:
— Не останусь я! Не останусь! Здесь ужасно… Я оторвана от родных, от близких, от подруг… Меня все ненавидят… И прежде всего — твоя супруга. Да и весь замок вместе с нею! Нет, нет, я не останусь здесь! И не говори об этом!
Они умолкли.
— Ты знаешь, что я завтра выезжаю в Арташат? Вараздухт вздрогнула.
— Уезжаешь?
— Да. Там сейчас затеваются большие дела. И там неладно.
— Что же могло там произойти?
— Большие осложнения, вызванные новыми притеснениями. Как будто недостаточно было того, что Деншапух возбуждает духовенство, — теперь у нас и могпэт Ормизд сидит и надеется поживиться… Азкерт с Михрнерсэ задумали темное дело, требуют отречения от веры. Получен указ Михрнерсэ.
— Ты уезжаешь?.. — почти не слушая, повторила Вараздухт.
— Вернись к себе и жди, пока я отправлю тебя с верным человеком в Персию. Деншапух подкапывается под меня. Поезжай, попытай счастья еще раз.
Вараздухт ожила. Стало быть, она еще может пригодиться Васаку в важном деле…
Она обняла и поцеловала его. Как ни был Васак поглощен и взбудоражен своими замыслами, как ни был он озабочен ближайшим будущим и преисполнен злобы и ненависти к многочисленным своим врагам, в особенности к некоторым армянским нахарарам и персидским вельможам, — этот поцелуй смягчил и растрогал его. Он загорелся и сам обнял пылкую возлюбленную, которая была ему предана всем сердцем, которая отдала на служение ему весь свой разум и готова была отдать и самую жизнь свою.
Замеченные Васаком беглецы, которых преследователи оттеснили к окрестностям замка, затерялись в горах, покрытых густым лесом. Из восьми беглецов только один был пожилым, хотя и крепким мужчиной, остальные же — энергичные юноши. Все они легко карабкались по горам и вскоре убедились, что преследователи потеряли их след.
— Теперь пусть весь мир обыщут, нас они не найдут! — засмеялся один из юношей. — Сам дьявол не найдет! — добавил он через минуту. — Теперь мы избавились…
— Село горит… чего стоит наше избавление? — с горечью пробормотал другой из беглецов, мрачно взглянув вниз, в ущелье.
Старшина Бакур, сопровождаемый десятком всадников, обшаривал села и горы Сюника, чтоб напасть на след Аракэле и его товарищей. Он расспрашивал крестьян, неожиданно врывался по ночам в села, надеясь поймать беглецов врасплох. Но чем больше он искал, чем больше расспрашивал об Аракэле, тем быстрее распространялась весть о случившемся и тем большее смятение охватило села Сюника. Ведь случай с поборами произошел не только в родном селе Аракэла: говоря словами пословицы, «это был верблюд, который должен был опуститься на колени перед домом каждого». По всему Сюнийскому краю неслись вест и о жесточайших поборах, вымогательствах, избиениях и убийствах.
Непроглядная ночная темень окутала дремучий лес, через который ехал Бакур со своими всадниками, поднимаясь по горной тропинке Кони осторожно и медленно пробирались в непроглядном мраке, лишь инстинктом находя дорогу среди бесчисленных обрывов и провалов. Всадники не видели друг друга, каждый только слышал голоса товарищей и цокот копыт. Иногда громом отзывалась пропасть, в которую падали камни, иногда оставался неслышен и самый звук падения.
Наконец, они добрались до горной долины и вышли из лесу; Бакур узнал от одного из своих родичей, что Аракэла видели в этих местах, и надеялся захватить беглецов. Упорство и смекалка горца подсказывали Бакуру, что они где-то близко.
Выйдя на ровною дорогу, кони пошли легкой рысью.
— Огонь! — вдруг воскликнул родич Бакура.
— Где?..
Бакур натянул поводья. Действительно, крохотной искрой мелькнул впереди огонек — и пропал. Пустили коней, но огонек больше не появлялся. Бакур все же продолжал ехать в том направлении, где мелькнул свет.
— Это хлев, а в хлеву — они! — уверенно заявил проводник и обратился к Бакуру:
— Вы стойте здесь, а я пойду проверю…
— Иди.
Родич Бакура осторожно подъехал к какому-то строению, еле различимому в темноте. Бакур оглянулся, решив в случае надобности свернуть вправо, к лесу. Кони фыркали, втягивали ноздрями воздух, грызли удила, а иногда поднимали головы и прядали ушами, очевидно улавливая какие-то звуки. Для них воздух был полон тайных знаков…
Эта книга является 2-й частью романа "Нити судеб человеческих". В ней описываются события, охватывающие годы с конца сороковых до конца шестидесятых. За это время в стране произошли большие изменения, но надежды людей на достойное существование не осуществились в должной степени. Необычные повороты в судьбах героев романа, побеждающих силой дружбы и любви смерть и неволю, переплетаются с загадочными мистическими явлениями.
Во второй книге дилогии «Рельсы жизни моей» Виталий Hиколаевич Фёдоров продолжает рассказывать нам историю своей жизни, начиная с 1969 года. Когда-то он был босоногим мальчишкой, который рос в глухом удмуртском селе. А теперь, пройдя суровую школу возмужания, стал главой семьи, любящим супругом и отцом, несущим на своих плечах ответственность за близких людей.Железная дорога, ставшая неотъемлемой частью его жизни, преподнесёт ещё немало плохих и хороших сюрпризов, не раз заставит огорчаться, удивляться или веселиться.
Герой этой книги — Вильям Шекспир, увиденный глазами его жены, женщины простой, строптивой, но так и не укрощенной, щедро наделенной природным умом, здравым смыслом и чувством юмора. Перед нами как бы ее дневник, в котором прославленный поэт и драматург теряет величие, но обретает новые, совершенно неожиданные черты. Елизаветинская Англия, любимая эпоха Роберта Ная, известного поэта и автора исторических романов, предстает в этом оригинальном произведении с удивительной яркостью и живостью.
В книге впервые публикуется центральное произведение художника и поэта Павла Яковлевича Зальцмана (1912–1985) – незаконченный роман «Щенки», дающий поразительную по своей силе и убедительности панораму эпохи Гражданской войны и совмещающий в себе черты литературной фантасмагории, мистики, авангардного эксперимента и реалистической экспрессии. Рассказы 1940–50-х гг. и повесть «Memento» позволяют взглянуть на творчество Зальцмана под другим углом и понять, почему открытие этого автора «заставляет в известной мере перестраивать всю историю русской литературы XX века» (В.
«…Я желал бы поведать вам здесь о Жукове то, что известно мне о нем, а более всего он известен своею любовью…У нас как-то принято более рассуждать об идеологии декабристов, но любовь остается в стороне, словно довесок к буханке хлеба насущного. Может быть, именно по этой причине мы, идеологически очень крепко подкованные, небрежно отмахиваемся от большой любви – чистой, непорочной, лучезарной и возвышающей человека даже среди его немыслимых страданий…».
Книга посвящена одному из самых деятельных декабристов — Кондратию Рылееву. Недолгая жизнь этого пламенного патриота, революционера, поэта-гражданина вырисовывается на фоне России 20-х годов позапрошлого века. Рядом с Рылеевым в книге возникают образы Пестеля, Каховского, братьев Бестужевых и других деятелей первого в России тайного революционного общества.