Ванильная пинта - [6]

«Ну вот, он снова вернулся к официальному тону. Даже отчество мое запомнил из карты. Что же ему нужно?..»

– Это ваше выражение: «Кое–что»! Почему не называть вещи своими именами? – нет, я – все–таки вздорная девчонка. – Или это слишком для меня заумно, вы считаете?..

Любой нормальный медик вышвырнул бы меня вон после такого, но этот… Он даже глазом не моргнул, пока я кричала. Он просто взял и пристегнул мои руки к подлокотникам. Сначала одно запястье, потом я стала отталкивать его, но он справился и вторую руку привязал. Навалился корпусом, и ноги тоже ремнями перетянул. «Доктор Франкенштейн какой–то! Господи, он маньяк… это конец…» – я чувствовала, что вот–вот заплачу, но была, наверное, слишком напугана необъяснимостью происходящего. Когда в голове нарисовалась сцена насилия, вот тут меня пробрало. Я кричала и плакала навзрыд, но и тогда мне не было по–настоящему страшно, как стало потом… когда я все узнала. «Франкенштейн», как ни в чем не бывало, не обращая никакого внимания на мои крики и слезы, сел. Он взял со столика жгут, здоровенный шприц и приготовил пакет для плазмы. С хладнокровием убийцы перетянул мою левую руку выше локтя, пальцами обхватил локоть… такие сильные пальцы. Когда кровь стала поступать по трубке в пакет, доктор отстранился и перевел дух. «Он все–таки нервничал, значит живой, не робот!» – иронизировала я, уже молча, наблюдая за ним.

– Не поймешь, но придется… – вздохнул он, уставив взгляд себе в коленки. – Тебе придется многое принять и понять, Лиза.

Я лишь всхлипывала в ответ, не решаясь и не желая говорить с маньяком. Он продолжал:

– То, что у тебя было – отравление наркозом… – он мельком взглянул на меня, – наркотическое опьянение… – снова короткий взгляд, – Снотворного перебра… ла… – он долго не решался произнести окончание, будто знал, что я не сама его приняла.

– Снотворного?.. – мой голос снова хрипел, да я уже привыкла к этому. – При чем тут снотворное? Я не понимаю, что происходит… Что вам нужно? Вы… вы… – я не решилась сказать, это прозвучало бы так глупо.

– Я вовсе не монстр… большего зла, чем сейчас, с тобой никто здесь не сделает. Это пока все, что я могу сказать.

– Вам… – я взглянула на катетер, по которому моя кровь уходила из тела, – нужна кровь? Это – контрабанда какая–то? Вы её продаете?

Доктор улыбнулся мне, не зло, а даже как–то с сочувствием.

– Ты все правильно поняла. Ты молодец, Лиза. Надеюсь, мы с тобой подружимся, и ты не станешь слишком на меня злиться, ведь я здесь выполняю свою работу, не более… Надо мной есть начальство, покровители и все прочие, так что… я – не «Доктор Зло»…

– Подружимся? Да, конечно… в гробу я вас видела! Где Андрей?! Где мой отчим? Вы видели его? Он по стенке вас всех размажет! Он занимался борьбой. У него и пистолет есть. Он завтра приедет и башку вам разнесет, выродки ненормальные! Ну, как вам такая дружба?! – я вконец сорвала голос и не могла больше кричать. И сил не было. Вместе с кровью уходила моя жизненная сила, моя жизнь! Я ведь не знала, сколько нужно, чтобы умереть от потери крови. И я вдруг задумалась над этим и замолчала. Все это перестало иметь смысл. «В любом случае, до завтра я не доживу…»

– Знаешь… – доктора мой спич не убедил, он грустно вздохнул снова, – ты здесь не единственная, но ты одна такая… И, если честно, мне действительно очень жаль…

Я не смогла ничего сказать, я лишь повернулась к нему, когда он вынимал иглу из моей руки. Опустила голову на подголовник, закрыла глаза… глубоко–глубоко дышала, чтобы не забыть дышать. Пакет наполнился, с меня сняли жгут. Стало легче.

– Вы меня долго… будете держать?.. – не открывала глаз, боялась… Я вообще не шевелилась.

– Задай вопрос иначе, пожалуйста… – судя по голосу, ему, и вправду, было тяжело.

– Сколько я буду еще жить?

– Долго. Достаточно долго. Мы здесь никого не убиваем. Мы делаем то, что делаем.

– Как сухо… У вас есть дети?

– Отдохни… – это – все, что он ответил.

Я глядела в потолок, и мысли, словно острые осколки, словно хищные птицы… так и вонзались в мозг, в сердце. Было очень тяжело дышать. Лицо горело, наверное, от соли, от слез. Рука противно ныла. Доктор прижимал тампон, держал его на месте прокола, как положено. Я решила не думать о нем, не замечать, будто его и нет… иначе во мне бы ничего не осталось кроме ненависти. А я думала о том, что произошло со мной за эти сутки. «Мама… мамочка, мне так страшно! Я так и умру здесь?.. Никогда больше не выйду из этого притона?!» – я непроизвольно взглянула в его глаза, а он в это время глядел на меня. Отвернулся, спрятал глаза, но я успела увидеть в них неподдельное сострадание.

– Андрей вам ничего больше не говорил обо мне? Кроме паспортных данных… на кой они вам… не знаю… – закончила я, рассуждая вслух.

– Мне? Нет, ничего. А что?

– Не знаю… – на самом деле я долго подбирала вопрос, чтобы не молчать, чтобы говорить, чтобы не сойти с ума, чтобы не заплакать снова… Не знаю, зачем я об этом спросила. Конечно, о маме он не стал ничего говорить. Им здесь совершенно побоку мое состояние.

Доктор встал, открыл дверь, высунулся в коридор и кому–то сказал: «Подойдите». Послышались приближающиеся шаги. Я была спиной ко входу, не видела, но слышала, как кто–то вошел, остановился на пороге, рядом с доктором.