Ваниль и карамель - [63]

— Присядь, пожалуйста, — просит он, хотя сам даже не думает садиться. Но я рада присесть — ноги практически не держат, туфли безбожно жмут, а я мысленно удивляюсь, какой сильной может быть иногда власть одного человека над другим. И дело ведь вовсе не в том, что он мой вождь. Когда-то он им не был, и все равно…

Сажусь на диван и ноги поджимаю. Хочется укрыться, но укрыться не могу — я вся на виду, от макушки до пят. И даже внутри, если заглянуть глубоко, тайн почти не осталось.

Эрик раздумывал еще около минуты, а потом тоже шагнул к дивану. Решил не использовать преимущество? Впрочем, у него их масса, не мне тягаться. Хотя и у меня есть одно. Значительное.

Он меня предал.

Поэтому я откинулась на спинку дивана и приготовилась слушать. В конце концов, я имею право на первый шаг с его стороны.

— Это сложнее, чем я думал, — сказал он некоторое время спустя и опустил глаза.

Да уж, нелегко. Причем, ждать не проще, чем говорить.

— Ты теперь скади и важна для племени. Надеюсь, понимаешь, насколько?

— Для племени?

Кажется, он зашел издалека. Сначала для племени, потом для Алана, а затем…

Или нет?

— Подставляться, как ты подставляешься сейчас, опасно. Тот человек, о котором я говорил, использует любую возможность, чтобы взять твой кен.

И снова прямой взгляд. Губы тонкой линией. Осуждающая поза. И я больше ничего не понимаю — зачем он говорит это?

— Ты же поставил защиту, — лепечу бессмысленно.

— На квартиру — да, — кивает. — Но ты же не сидишь в ней безвылазно. Выходишь в магазин. — Он сделал паузу и покачал головой. — Гуляешь по ночам. К тому же, ты можешь увидеть будущее и не сказать. Из вредности.

— То есть это все… чтобы меня вразумить?! — выдыхаю и вскакиваю. Туфли тут же напоминают о недавних похождениях.

Дурацкие туфли! Вся ситуация дурацкая!

И я — дура, если повелась… если подумала…

Эрик в первую очередь — вождь, и заботится о племени. Не обо мне. Не для меня была та роза. И брошь.

Глупо все…

— Ты обижена, и нормально при этом делать все назло.

— Я не обижена, я разочарована. А для того, чтобы попросить человека не делать глупостей, необязательно дарить цветы!

— Я думал, тебе понравилась роза. — На лице его недоумение — похоже, он действительно не понимает… При всей своей проницательности абсолютно не видит, что происходит. Что он делает. Он же рушит все еще больше!

Хотя, возможно, он хочет именно разрушить…

— Мне понравилась роза, — сказала я устало. — Но тогда я еще не знала, с какой целью ты ее прислал.

— Я прислал ее, чтобы ты не злилась.

— Я и не злилась. До этого момента. — В глотке царапалась обида, глаза защипало от непрошеных слез. Хотелось одновременно ударить Эрика и убежать. Лишь бы не разреветься перед ним, как ребенок… Я глубоко вдохнула и постаралась сохранить спокойствие. — Хорошо, Эрик, я поняла. Я буду паинькой и если увижу что-то, сразу приду к тебе. Я не подставлю скади. А теперь извини, но я к сыну приехала.

Гордо выйти из кабинета оказалось трудно, мозоли болели ужасно. Я сняла туфли уже в детской и прикусила губу. Болели ноги, болело в груди, в районе сердца. И мизинец на левой руке онемел.

Алан спал, засунув в рот большой палец, и выглядел при этом безумно мило. Обиду смыло нежностью, я присела у кроватки и, едва касаясь, погладила сына по светлым волосам.

— Твой отец — непроходимый тупица… И как только меня угораздило его полюбить.

Я глупая, если поверила, что все можно исправить. У Эрика была масса возможностей поговорить и объясниться, но он не воспользовался ни одной. Даже вида не подал, что между нами что-то еще может быть. И, наверное, я вижу лишь то, что хочу видеть, искажаю реальность в угоду собственным фантазиям.

Теперь я для него просто скади. Одна из. Он будет заботиться, защищать, обеспечивать комфорт, но никогда больше не посмотрит на меня так, как раньше. Нужно это принять и смириться. В груди жгутся, кусаются несбыточные ожидания, но я переживу. Не в первый раз. И брошь эту снять надо. Глупо носить. Только рука не поднимается…

Может, потом.

Нужно на что-то переключиться, иначе так с ума можно сойти. Потому что перед глазами встают разные картинки, от которых еще больнее.

Лидия в белом, ее рука судорожно хватается за руку Эрика. Гектор злорадствует. Логово врага, который врагом никогда не был… Не он виноват, что Эрик так поступил, бессмысленно перекладывать вину не на те плечи. Ясновидцы в большинстве своем невинные жертвы, даже такие, как Гектор и Ника.

Нике так вообще не повезло — влюбилась в хищного. Полюбить — полюбила, но против семьи и совести пойти не смогла. За что и огребла. И Глеб тоже тупица! Неужели не понимает, что нет в мире абсолютной правды?!

И тут же захотелось настучать ему по голове. И за Нику, и за себя. Вот прям за всех женщин настучать одному мужчине. А потом, когда злость прошла, подумалось, что он там и сам страдает. Не покажет никому, будет замыкаться, но в глубине души ему не менее хреново, чем Нике.

Он там один, а я тут, никак со своими тараканами не разберусь. Друг называется! Забыла о нем совсем, а ведь друзья должны быть рядом.

Глеб ответил не сразу — с третьего звонка. Голос сонный и недовольный.