Ваниль и карамель - [12]

— Верно, — прошептала я в открытое окно.

Эрик вернулся, впустив сквозняк. Августовский воздух пах приближающейся осенью, сыростью и прелой листвой. Зябко стало, и я обняла себя за плечи. Глеб встряхнулся, и тут же стал обычным моим, беззаботным Глебом. Маска. Та, которую просто необходимо носить на людях. Заиметь себе, что ли? С масками жить проще. Нацепил, и никто не видит, что у тебя внутри творится. Никто не достает, а главное, не сможет это использовать против тебя.

Они с Эриком говорили о чем-то. О вещах, не настолько важных в данный момент, но подходящих, чтобы заполнить неловкое молчание. А меня окутало странное спокойствие. Сомнения ушли, их растворила вода, льющаяся с неба, или же уверения Глеба.

А потом Глеб ушел, поцеловав меня в лоб, и мы с Эриком снова остались вдвоем. Он подошел и закрыл окно. Обнял меня сзади и положил подбородок мне на затылок. Теплый. А у меня кожа от холода мурашками покрылась.

— Хочу, чтобы ты осталась, — сказал он тихо. — Со мной. Навсегда. Знаю, ты не веришь в «навсегда», потому и бежишь. Но я эгоист, и все равно хочу…

— Ты прав, не верю.

Голос, пропитанный горечью прошлого, как заварным кремом. Только крем этот невкусный, прелый и вызывает тошноту. Жаль, что прошлое нельзя стереть и снова научиться быть наивной.

— Как вождь, я часто принимал непростые решения. А сейчас не знаю, что делать. Веришь?

— Верю, — кивнула.

— Но если судить объективно, отбросив эмоции, картина вырисовывается следующая. У меня есть защитница. Скади по крови. Достаточно сильная, но не суперталант. У Юлианы есть дар, но развивать его она не стремится, ей хватает, да и мне, по сути, тоже. А еще у меня есть пророчица. Сильная. Это особенно волнительно, потому что в скади пророчицы никогда не было. Защитницы были — их много. А вот с пророчицей не сложилось. К тому же, ты — мать наследника, а это обязывает меня заботиться о тебе.

— Это ни к чему тебя не обязывает, — возразила я, но он резко меня перебил:

— Помолчи. Обязывает. И как вождя, и как мужчину. Так вот если соединить все эти факторы, а так же тот факт, что Юлиану никогда особенно в скади не любили… Племя — сложный организм, и мало чем отличается от обычного человеческого коллектива. Так вот если все это учесть, то выбирать-то мне, по сути, не надо.

— Не надо? — Я удивленно развернулась к нему, позабыв о запрете на звуки.

— Не надо, — повторил Эрик. — Скади любят тебя, они присягали тебе на верность, Полина. Понимаешь, что это значит? Они признали тебя, несмотря на кровь. И я… при других обстоятельствах, наверное, расстроился бы. Мне и нужно расстраиваться — ты ведь чужая, а закон крови я ценю превыше всех остальных законов.

— А ты не расстроился? — Замерла в ожидании ответа. Дождь размеренно стучал по стеклу, просился внутрь, но его не пускали. В этой комнате было место лишь для двоих.

Эрик покачал головой. Улыбнулся. Улыбка у него, как солнышко — сразу теплее становится. И ты жмуришься, выпрашивая еще…

— Нет. Мне обидно, что ты сейчас отстраняешься, будто для тебя это был всего лишь долг.

— Сначала так и было, — честно призналась я.

— А теперь?

— А теперь я их полюбила.

— Они тебя тоже. Поэтому если ты будешь настаивать, мне придется оставить Юлиану там, где она сейчас. Одну. В чужом городе, вдали от племени, в котором она рождена. По мере возможности я буду заботиться о ней и защищать — она ведь скади. И меня поймут. Как вождя.

— Но ты не хочешь, — продолжила я.

— Кроме того, что я вождь, я еще и человек. Я вообще считаю, мы мало отличаемся от людей. Кеном разве. И укладом жизни, который этот кен диктует. В остальном все мы — люди. И, как люди, привязываемся к другим людям. Это нормально. Даже если отбросить кровь… да все отбросить к черту! Я знаю ее с детства. Мы росли вместе, взрослели. Ну, некоторые из нас взрослели, а некоторые… некоторым не суждено стать мудрыми. В силу характера или обстоятельств. Или собственного желания. Юлиана, бесспорно, импульсивна и во многом еще ребенок. Капризный ребенок — красивая кукла, которой привыкли восхищаться. Она стервозна и даже меркантильна, но ты удивишься, узнав, сколько в мире меркантильных женщин. И это неплохо, наверное… Все же иногда нужно напоминать мужчинам, что они добытчики и защитники. — Он вздохнул и помолчал, словно потерял мысль и изо всех сил старался ее найти. — У всех есть недостатки. Но кроме них, у этой девочки есть и положительные стороны. Она добрая и умеет сострадать. Сильная. И ошибки свои признает. Кроме того, ее родители… Они погибли, когда она ребенком была. И их кен — он вот тут. — Эрик взял мою ладонь и положил себе на живот. — Бьется во мне. Как и частички их душ.

— Я не прошу ее прогонять. Но мне сложно после того… Я испугалась, Эрик. Черт, я так испугалась тогда! Я маленькой была еще, многого не знала, и не понимала, зачем она… почему…

— Понимаю. Не хочешь спросить ее об этом? Уверен, она не будет против поговорить.

— Пока я не хочу с ней разговаривать, — честно призналась я.

— Хорошо. Но я прошу — не как вождь, нет, на это у меня пока права нет. Как твой мужчина. Дай ей шанс, ведь каждый из нас заслуживает второго шанса. Но это просьба — не более. И я пойму, если откажешь.