Вампиры в Москве - [30]

Барон же откровенно ликует. Сейчас этот отвратительный душегуб похож на мальчишку, которому удалось обогнать более старших ребят или выловить рыбу большую, чем у отца.

— Локкус действует, действует. Я так и знал, так и знал, он не подведет меня! Пусть в последний миг, но не подведет. Теперь ваша очередь выполнять обещание, я достоин вечной жизни.

Словно для поцелуя — а так оно и есть, Надсади выставляет вперед свои сухие губы, испещренные черными кровоточащими трещинами. Одновременно с этим глаза его медленно закатываются. Он еще пытается что-то говорить, но речь становится уже совсем неразборчивой, а из черной дырки рта пульсирующими ручейками течет отвратительная коричневая слюна. Страшные спазматические судороги периодически сотрясают тщедушное тело и оно криво подпрыгивает на огромной кровати. Прокаженный, хотя и без струпьев. Жалкое зрелище!

— Йон, что же вы медлите?

(— еще чего!)

— Йон, ну что же вы медлите?

Что он медлит? На это легко ответить: он не желает одаривать Надсади бессмертием, вдобавок, необходимых трех-четырех дней на переход в другое состояние у того в запасе уже нет. Он переходит прямо сейчас — от жизни к смерти. Туда и дорога.

За всем происходящим внимательно наблюдает Тодо, единственный слуга, полностью посвященный и в обстоятельства дела, и во взаимные договоренности Надсади и Дракулы. Чувствует, что возникли какие-то осложнения, но голова его работает слишком медленно. Существенно медленнее, чем у Йона, который прыгает на него и резким движением сильных рук сворачивает набок могучую шею. Из горла вырываются предсмертные хрипы. Тодо еще пытается что-то изобразить, но все уже кончено. Путь свободен!

Схватив заветный графин в одну руку, а девушку, показавшуюся ничуть не тяжелее, в другую, Йон выбегает из покоев барона, громко крича:

— Слуги, сюда. Надсади умирает…

Его никто не пытается остановить.

ПРОИСКИ ЭМИЛЯ

Следующий вечер после отъезда Раду не радовал любителей теплых сентябрьских закатов и легких дуновений ветерка. Бледноватая луна, казалось, качалась под порывами предгрозового ветра, в любой момент готовая сорваться и плашмя упасть на Землю. Иногда в небе образовывалось мелкое сито, через которое начинал моросить невесомый занудный дождик. Где-то вдалеке периодически вспыхивали молнии, раскалывая сумерки на две половинки, причем одна из молний угодила в крест какой-то небольшой церквушки. Плохая примета! Слышались отдаленные раскаты грома, напоминавшие предупреждающий рык какого-то большого озлобленного зверя. В такие вечера что-то обязательно должно произойти, что-то. дурное, но никогда не происходит, откладываясь на потом. Мы беспокойно засыпаем. Нам снится всякая невообразимая чушь.

Этим же вечером, раздав последние распоряжения и нежно обняв сестру и отца, уехал Йон. Этим же вечером бывший дворецкий окончательно разработал детали своего коварного плана, который и начал осуществлять за несколько часов до заката следующего дня.

Для начала, в комнате Раду он переоделся в один из многочисленных черных плащей, оставленных изгнанником в платяном шкафу. Эмиль ростом пониже и несколько шире в плечах, но издалека разницу непросто заметить, да и будут ли крестьяне всматриваться — сразу постараются скрыться от греха подальше. Особенно теперь, когда по окрестным деревням ползут слухи, что жильцы замка снова охотятся в ближайших угодьях. Однако, никаких встреч Эмиль не планировал. Чреватые паникой, они способны все испортить.

На голову Эмиль натянул капюшон, вполне оправданный дождливой погодой, горло замотал кусачим шарфом, вооружился острым крюком из арсенала Раду и открыл его же ключами потаенную дверь. Спустился в узкий подземный ход, рассчитанный на каких-то отощавших недомерков.

По этому лазу, где скрючившись, на коленках, а где и по-пластунски, пролез под всеми стенами и выбрался из незаметной расселины в десятке метрах от берега озера. Расселину основательно скрывали валуны, усеянные сухими колючками, и пока еще не находилось желающих их подвигать вправо-влево. Хватятся Эмиля едва ли, ибо до заката еще далеко и Влад со своей хищной дочкой наверняка крепко спят. А до их пробуждения покидать Келед всем строго настрого запрещено. Верный пес Дракулы, горбун Мирча с огромными волосатыми ручищами, как у орангутанга, никогда и никому не откроет внешние ворота и не опустит мост. Хоть убей его! А что, видимо так и придется поступить, но попозже.

Выбравшись из расселины и размяв ноги, которые изрядно затекли после длительного ползанья в скрюченном состоянии, Эмиль исподлобья посмотрел на шершавые камни главной крепостной стены, возвышавшейся перед ним. Их сплошь покрывал скользкий мох, а на мелких выступах и неровностях прочно обосновался дикий хмель. Несколько каменных зубьев одной из башен обвались и их обломки валялись у подножия, походя на обрубки конечностей. Со всей этой угрюмостью дисгармонировало крошечное ласточкино гнездо, невесть как примостившееся в нише, но больше взгляд ничто не радовало. За стеной начиналась заболоченная область, со стоячей, гнилой водой, покрытая зелеными водорослями и плавно переходящая в озеро. По берегам частично заросшее камышом, а частично — мертвыми розами-ненюфарами, озеро вызывало суеверный страх у местных жителей, особенно на закате, когда над ним начинал клубиться синеватый туман. Считалось, что под его плотным покровом творятся всякие гадости: русалки и водяные нагоняют высокие волны, переворачивают утлые лодочки и утаскивают под холодную воду рыбаков. Особенно же истово молились в деревне в ясные лунные ночи, когда по берегам озера виднелось особое фиолетово-зеленоватое фосфорическое свечение гнили. Простолюдины, что с них взять?!