Вампиррова победа - [26]

Электра щелкает застежкой простого ожерелья из черных бусин у себя на шее. Она знает, что чувствовали Клеопатра и Марк Антоний. Она тоже возьмет, что возможно, у отпущенного ей времени.

В выложенных кирпичом туннелях под гостиницей в кромешной тьме потоком хлещет вода. Теплая вода из сточной трубы сливается с холодным потоком основного канала. Носы внюхиваются в воду, выискивая среди химических привкусов человеческий запах. Дрожь возбуждения пробегает по набившимся в туннель толстым телам. За запахом шампуня, запахом геля для душа — этими маскировочными уловками современного человечества — слышится настоящее: богатый и сладкий запах ясно возвещает о горячей крови, бегущей по венам живого тела.

О, как они жаждут. Жажда этой крови — кислота, разъедающая их желудки. Только человеческая кровь способна затушить этот пожар.

Время близится. Он обещал...

3

— Зачем тебе выходить из дому в такой вечер?

Ему не хотелось идти. Но надо.

— Пообещал ребятам с работы.

— Я думала, тебе не нравится якшаться с ними?

— Не нравится.

— Так почему ты идешь?

Джейсон Морроу поглядел на сидевшую в кресле жену. Она раздраженно перебирала телеканалы в поисках программы, которая заинтересовала бы ее дольше чем минут на десять.

— Это моя обязанность, — ответил он. — Это прощальная вечеринка Джона Феттнера.

— Я думала, ты его ненавидишь.

Она что-то подозревает. Знает, что он лжет.

— Не могу сказать, что я от него без ума. — Он натянул кожаную куртку. — Я только рад буду увидеть спину этого жалкого зануды. Но я теперь начальство, от меня этого ждут.

— Это надолго?

Почему бы тебе не взяться за паяльную лампу, женщина, подумал он, чувствуя, как в желудке нарастает жар. Или разыщи шланг и выбей им из меня признание. Боже, ну и сюрприз же тебя ждет. То-то удивишься.

— Пару часов, — отозвался он, все еще сохраняя спокойствие. — В шкафу есть плитка шоколада. Принести ее?

Небрежно — во всяком случае, удачно разыгрывая безразличие, — он проверил наличность в бумажнике. Хватит, если придется платить.

Прикурив сигарету, она зажала ее между пальцами. Готов поспорить, ей хочется, чтобы это было мое горло, с яростью подумал он. Сука. Ты сделала меня таким. Это твоя вина!

Он с трудом выдавил улыбку, но рука уже сама тянулась потереть кожу чуть выше брови — старая нервная привычка.

— До скорого, милочка. Хочешь чего-нибудь из китайского ресторана?

— Ну ладно. Если это все, чего от тебя сегодня можно добиться.

— У тебя осталось еще в кладовке пиво?

— Поезжай, Джейсон. — Она выпустила дым в потолок — через отверстие в этаком плотном язвительном кольце накрашенных губ. — Поторопись. Не заставляй друзей ждать.

— Тогда до скорого.

Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, она уже отвернулась к телевизору. Даже не подняла взгляд, когда он поцеловал ее в макушку. Естественный запах сала от ее волос заставил его сглотнуть. Уж лучше сигаретный дым.

— Так до скорого? — повторил он.

— Куда же я денусь.

У двери он помедлил, оглядываясь на нее. Потер лоб. Ей было двадцать восемь. Когда-то она была красивой.

Он собирался добавить «люблю тебя», но нежные слова, так легко соскальзывающие с губ в дни их медового месяца, застряли у него в горле.

Он быстро вышел в коридор, а затем через черный ход — на подъездную дорожку, где стояла его машина.

Боже, как он ненавидит все это. Но ему необходимо. Как будто яд по капле просачивается в его организм. Раз в несколько недель он чувствовал, как нарастает напряжение. И тогда ему требовалось излить его. Казалось, иначе что-то взорвется — тогда он расплещет весь этот яд и все это безумие, это ужасное, мерзкое безумие на весь город.

В своем отвратительном поведении он винил жену. Хотелось не делать этого. Неделями ему удавалось не помнить. А потом — напряжение: нарастает и нарастает, грозя отравить его жизнь. Кто угодно сказал бы, что во всем виновата эта сука.

Он открыл дверцу машины, сел за руль, с силой воткнул в замок ключ зажигания. Ладно, так откуда начать? С каких веселых охотничьих угодий? В странной ухмылке, разорвавшей ему рот, не было ничего веселого. Это был оскал, полный ярости и страха.

Господи Иисусе, это как играть в русскую рулетку с пятью пулями в барабане. Вся эта куча дерьма обязательно выплывет наружу — это только вопрос времени. И тогда все кончится. Финито. Покойся в мире...

Господи всемогущий, Джейсон Морроу знал — знал, и все, — почему люди кончают жизнь самоубийством. Они вконец заврались, загнали себя в угол. Не могут выбраться. Ни выхода, ни спасения. Он потер нарост над бровью.

Если б он только знал, что унаследовал эту привычку от своего прапрадеда, Уильяма Р. Морроу. Когда его прапрадед чувствовал себя загнанным в угол, он подносил ко лбу свой похожий на обрубок палец, а потом потирал точно такой же костяной нарост чуть выше левой брови.

Нет выхода — нет выхода — нет выхода...

Сто лет назад прапрадедушка Морроу делал то же самое в номере «Городского герба». Он тер и тер пальцем нарост, выводя свое имя на предсмертной записке.

Потом, все еще потирая нарост... нет выхода — нет выхода...он открыл газ. В те времена газ, получаемый при сжигании угля, был смертелен.