Вам вреден кокаин, мистер Холмс - [19]

Мне же предстояло забрать Тоби и встретиться с Холмсом у дома профессора. С этим я и отправился в путь…

Улицы не было видно. Туман, который еще несколько часов назад клубился у щиколоток, теперь поднялся выше человеческого роста. Не составляло большого труда определить его плотность. Он был непроницаем. Меня окружала стена ядовитого желтого тумана, резавшего глаза и разъедавшего легкие. Всего за несколько часов Лондон превратился в наводящий ужас город-призрак, где слух целиком заменял зрение.

Со всех сторон до меня доносились стук подков по булыжной мостовой и голоса уличных торговцев, выкликающих на все лады свой товар перед дверьми невидимых домов. Где-то во мраке шарманка выводила заунывную мелодию песенки «Бедный маленький лютик», что делало обстановку еще более зловещей.

Ощупывая дорогу тростью, я медленно пробирался к углу улицы; пешеходы, попадавшиеся мне навстречу, становились видимыми в самый последний момент, когда с ними нужно было разминуться; то там, то сям я с трудом различал расплывчатые пятна света. Приезжему не так-то просто догадаться, что это всего лишь фонари, оставленные гореть средь бела дня (впрочем, проку от них никакого). Мне же происхождение этих световых пятен было ясно сразу.

Стоит сказать, что эти ужасные смертоносные туманы в Лондоне, где я провел дни молодости, были обычным явлением. Но даже для того времени туман, в котором мне довелось пробираться в тот день, был совершенно невиданным.

Когда наконец я нашел кэб, обнаружилось, что езда по направлению к дому номер три по Пинчин-Лейн, в Ламбете, — сущее мучение. Я неотрывно вглядывался в разлившуюся за окном желчь, и иногда мне удавалось различать какую-нибудь достопримечательность, говорящую о том, что, по крайней мере, мы едем куда надо. Ганновер-сквер, Гросвенор-сквер, Уайтхолл, Вестминстер и, наконец, Вестминстерский мост, окутанные туманом, проплывали мимо на пути к негостеприимной улице, где обитал мистер Шерман, натуралист, чей необыкновенный пес Тоби так часто помогал Шерлоку Холмсу в расследованиях.

Если бы у Тоби была родословная, он мог бы сойти за борзую. Кроме этого отдаленного сходства нельзя было сказать ничего определенного — даже сам мистер Шерман, которого я однажды расспрашивал на сей счет, затруднился с ответом на вопрос, кто же Тоби на самом деле. Мистер Шерман высказал предположение о помеси спаниеля, шотландской овчарки и борзой, но я нашел это объяснение малоубедительным. Бело-коричневый окрас, вислоухость и походка вразвалку — этого было достаточно, чтобы совершенно поставить меня в тупик.

Более того, когда-то в прошлом из-за болезни у него вылезла шерсть. Так что внешность у него была отнюдь не располагающая. И все же Тоби был добрым и преданным псом и не имел никаких причин чувствовать себя ущербным по сравнению со всеми остальными представителями собачьего рода, независимо от знатности происхождения. Родословную ему заменяло чутье. Насколько я могу судить, по части остроты обоняния ему не было равных. Читатели, наверное, помнят, как Тоби проявил свои незаурядные способности в описанном мной деле «Знак четырех». Тогда он самым непосредственным образом принял участие в розысках печально известного Джонатана Смола и его ужасного сообщника. Он шел по их следу через пол-Лондона. Для этого ему понадобилась всего лишь капелька креозота на ноге последнего. Правда, однажды он все же сбился со следа, приведя нас к бочке с дегтем, но и то лишь потому, что следы беглецов и бочки с креозотом пересеклись. Собака ведь не виновата в том, что спутала два следа, пахнущие совершенно одинаково. В самом деле, когда Холмс и я привели Тоби на то место, где он ошибся, он тут же исправился и устремился в нужном направлении; чем все это закончилось, я уже рассказывал.

Но даже самый буйный полет фантазии никогда не заставил бы меня предположить, до каких высот гениальности суждено будет Тоби вскоре вознестись.

Наконец, я услыхал крики животных внутри одного из домов, неоспоримо свидетельствовавших, что мы прибыли на место, и попросил возницу подождать, на что он согласился с большой охотой. Ехать по городу одному в такой денек было не только страшно, но и небезопасно.

Выйдя из экипажа, я огляделся в надежде увидеть ряды унылых домов, которые, как я знал, тянулись по обе стороны улицы, но ничего не смог разглядеть. Лишь вопли и рычание обитателей дома Шермана помогли мне найти дверь.

Я громко постучал и, кроме того, покричал для верности, потому что вой внутри был просто оглушительным; создавалось впечатление, что обитатели зверинца тоже растревожены окутавшей все вокруг плотной пеленой тумана и сажи, которая лишила их солнечного света. Однако потом я вспомнил, что звери редко вели себя тихо, и подивился, что же должен чувствовать их хозяин от этой несмолкающей какофонии.

Я встречался с Шерманом несколько раз, когда по просьбе Холмса приезжал за Тоби. Хотя он и пригрозил в первый раз сбросить на меня гадюку, сказал он это по ошибке, еще не зная, что я друг Холмса. Едва услыхав, кто я такой, он тут же распахнул передо мной дверь, и с тех пор я всегда был в его доме желанным гостем. Он объяснил мне, что поначалу принял меня в штыки оттого, что местные мальчишки житья ему не дают. С того времени, как я был у Шермана в последний раз, прошло больше года. Тогда Холмсу понадобился Тоби для того, чтобы выследить орангутанга в сточных трубах Марселя. Дело это, о котором я так и не собрался написать, было, как говаривал сам Холмс, «не лишено интереса». Если мне не изменяет память, по его завершении правительство Польши наградило его за заслуги орденом Святого Станислава II степени