Милочка Фельзе рассмеялась:
— Анекдота не слышала, но это вообще не в бровь, а в глаз!
— Марлена Георгиевна, — сказал вдруг, понижая голос, Фельзе, — вы там обо мне-то не забывайте… Я же верю в психотерапию даже на расстоянии.
— Не забуду, — серьезно ответила Марлена, — и постараюсь выяснить, нет ли у них интересных новинок для вас. Фармакология там хорошая.
Она вдруг вспомнила о чем-то и отошла с Нинель в сторонку.
— Главное — следи за этой Аренберг… ну, молодая, в десятой палате, с холециститом… И еще тот почечник, Лужин, носатый такой, знаешь? Напомни о нем Юлии Даниловне!
Гонтарь подошел попрощаться.
— Наумчик, — вдруг, хитро улыбнувшись, спросила Нинель, — а где твоя лазорево-розовая тень?
— К-какая тень?
— Не притворяйся, не притворяйся! Что ты сделал, несчастный, с Раечкой из справочного бюро?
Наумчик нахмурился:
— М-мы п-посссрились. Окончательно. Она дура.
Нинель расхохоталась:
— Решительная характеристика! Как ты угадал столь грустную истину?
Марлена молча прислушивалась. Все-таки интересно! Но Гонтарь вовсе и не собирался делать тайну из этого эпизода своей биографии.
— Она с-сказала: «Или я, или к-кролики!» А я ответил: «К-кролики. Они, по крайней мере, н-не болтают г-глупостей!»
— И не стараются отвести в загс чересчур деликатных холостых хирургов? — Нинель сделала насмешливую мордочку.
Гонтарь озабоченно кивнул:
— Н-на этот раз ты, к-кажется, права.
Проводница крикнула:
— Граждане уезжающие, пожалуйте в вагоны! А провожающих попрошу выйти…
Из тамбура торопливо вышла женщина с маленьким мальчиком, потом показался молодой человек, а за ним — толстый пожилой полковник.
— Скорей, скорей, Марлена! — сказал Рыбаш и, пропустив жену вперед, вскочил вслед за нею на площадку вагона. — Ну, друзья, всего вам хорошего, ждите нас к Новому году!
Поезд медленно и плавно, почти незаметно, тронулся с места. Проводница с флажками встала на ступеньку загона. Высунувшись из-за ее спины, Рыбаш размахивал шляпой. Марлена, поднявшись на цыпочки, увидела, как Костя Круглов идет почти вровень с набиравшим скорость поездом. Рядом мелькала пестрая косыночка Ольги Викторовны. Марлена вытянула шею и увидела улыбающегося Львовского.
— Ну, едем, Марлёнок? Ты довольна? — услышала она над самым ухом голос мужа.
Проводница все еще стояла спиной к ним на верхней ступеньке.
— Довольна? Нет, не то слово. Счастлива! — Марлена прикрыла глаза, думая сразу обо всем: о том, что это их первый совместный отпуск, что за год Андрей сделал очень много, что сама она теперь с полным правом может говорить о себе «врач» и что никогда еще в ее жизни не было года лучше, чем этот.
— Возвращаться будем самолетом, — сказал вдруг Андрей. — Наверно, очень захочется назад.
— Не назад, а домой, — поправила она. — Захочется, конечно. Но все равно, самолетом, или поездом, или хоть пешком, а это будет — вперед. Потому что, когда двигаешься, — это всегда вперед. Правда?
— Ох ты философ! — засмеялся Рыбаш.
Поезд уже миновал и перрон и пристанционное переплетение путей. Проводница молча прошла мимо них в вагон. Они стояли совсем одни, глядя сквозь стекло вагонной двери на убегающие дома и еще бесснежные, осенне-серые скаты железнодорожной насыпи.
То, что они видели, возникало лишь на мгновение и отступало назад, поглощенное стремительным движением поезда. Но сами они двигались вперед.
