Валюта любви - [57]

Иногда заезжаю навестить своих бабушку и дедушку прямо из аэропорта. Они живут в пригороде, в трех милях от бульвара Лас-Вегас-Стрип. Водитель лимузина всегда говорит:

– Надеюсь, вы знаете, куда едете?

Когда мы подкатываем к забору из сетки рабицы, который окружает их крошечный пастельно-розовый дом, он переспрашивает:

– Уверены, что она здесь живет? Мне подождать или вы позвоните, когда освободитесь?

Прошу его уехать, потому что соседи уже глазеют на лимузин. Он всегда удивляется, когда даю ему чаевые, и говорит:

– Знаете, все эти богатенькие игроки. Они не дают на чай. Прикидываются богачами, но не дают чаевых.

У меня приятные воспоминания о доме бабушки и дедушки. В детстве мы с сестрой каждое лето жили с Бабулей и Дедулей по нескольку недель. Комнаты в доме Бабули окрашены в пастельные тона, от мятно-зеленого до розового, небесно-голубого и желтого.

Объятия и поцелуи Бабули были единственным проявлением привязанности во времена моего детства. Она всегда подтыкала мне одеяло в постели, говоря: «Спокойной ночи, дорогая, Боже, храни ее». Это было так приятно.

Моя сестра, Бабуля, и я, бывало, пекли пироги, ели бутерброды из мягкого хлеба Wonder Bread с колбасой и майонезом и играли в карты на кухонном столе до поздней ночи. Постоянное хихиканье Бабули как сахарная глазурь на торте. Дедуля рано ложился спать, и мы втроем смеялись над его громким потешным храпом. Бабуля нередко брала меня с собой в супермаркет напротив автомобильного рынка Флетчера Джонса, где я смотрела, как старые дамы играют в игровые автоматы, расположенные вдоль витрин у стоек.

Пожилые женщины сидят, принаряженные в свои ансамбли из полиэстера и в париках, прикуривая одну сигарету от другой. Они тянут черный шарик на ручках игрового автомата, удерживая на коленях красно-белые картонные ведерки с монетками.

После сумерек, когда на улице спадает жара, рискуем выйти наружу, подальше от кондиционера. Жужжат цикады, кругом носятся летучие мыши. В темноте мы лежим на подъездной дорожке, часами наблюдая за звездами. В пустыне так темно, что звезды освещают ночное небо. Моя сестра всегда замечала падающие звезды.

В эти дни дом Бабули притих. Дедуля перенес инсульт, и теперь он в инвалидном кресле. Бабуля никогда не жалуется на то, что приходится ухаживать за ним. После инсульта Дедуля не может контролировать свои эмоции, и стоит ему увидеть меня, он начинает плакать. Приготовление еды, игра в карты и прогулки по торговому центру с Дедулей в коляске – таковы наши простые удовольствия. Их дом – это мое святилище посреди прекрасной невадской пустыни.

* * *

Кровать Аднана – единственное место, где мы оба можем укрыться от тягот мира. У него есть две спальни в отеле Sands, и мы проводим большую часть времени в самой тихой и приватной. Она довольно старомодная и аляповатая, потому что здесь не было реконструкции со времен Говарда Хьюза, реликт шестидесятых годов, включая зеркало в золотой раме на потолке над кроватью. Единственная отличительная черта – неизменный запах ванильных свечей.

Мы лежим в постели, пьем шампанское, разговариваем и смеемся, а прислуга входит на цыпочках с серебряными блюдами, наполненными морепродуктами и фруктами. День перетекает в ночь, в то время как мы предаемся друг другу.

Кокаин, белый порошок, которого когда-то боялась, теперь стал опорой, усиливающей нашу эмоциональную и интеллектуальную связь. Аднан насыпает кучку кокса на мою грудь и вдыхает его из блестящей серебряной трубки.

– Итак, Джилл, расскажи мне еще раз о своей лесбийской возлюбленной.

– Я же говорила, что у меня никогда не было возлюбленной – лесбиянки!

Я смеюсь. Он смазывает мою вагину кокаином и слизывает его.

– Ладно, расскажи мне еще раз о том, как ты потеряла свою девственность.

– Ты действительно хочешь поговорить об этом сейчас? Ты сумасшедший!

Он расхохотался.

– Нет, я действительно не хочу об этом слышать. Ты права.

– А как насчет тебя и Ламии?

Мое влагалище пересохло.

– Это я должна ревновать.

– Ламия? Она такая…

Он рисует кончиками пальцев квадрат на простыне.

– С тобой веселее.

– Спасибо.

Я погружаю клубнику в горячую помадку и угощаю его. Он кормит меня омаром и креветками и вновь спрашивает, сколько у меня было любовников и сколько лет мне было, когда потеряла свою девственность. Снова повторяю ему, что моим единственным любовником был Джек и мне было восемнадцать, когда это началось. И все еще не упоминаю Жеральда.

Он любит загадывать загадки, обманывать меня и делать ставки в таком духе:

– А знаешь, сколько пирамид в Египте? Если угадаешь, дам тебе пять тысяч долларов. Но если я прав, ты заплатишь мне пять тысяч.

– Я не могу позволить себе так много потерять! – останавливаю его я.

– Хорошо, двести долларов.

Сделка заключена. Его мозг горит. У него сумасшедшее количество умственной энергии. Иногда, заводя разговор, я забываю, насколько он силен, пока он не вставит шпильку смущающим, иногда саркастичным, с хитрецой, комментарием. Но мне нравится наше взаимное подтрунивание.

Мы обсуждаем все – от мировой истории и археологии до здоровья, моды и религии. У кровати всегда лежат книги, и мы читаем вслух поэзию и Шекспира. Чувствую себя с ним в безопасности, настолько, что когда мы врозь, то представляю его лицо, чтобы успокоиться. Он, должно быть, тоже чувствует себя со мной в безопасности, потому что позволяет себе терять при мне самообладание, иногда плача у меня на коленях.