Валторна - [4]

В целях конспирации Кириллу надлежало стать валторнистом. Для этого ровным счетом ничего не нужно было уметь. Инопланетянка сама сыграет любую мелодию, у нее же ведь и глаза есть, а ноты во всей Галактике одинаковые, и чтению их она обучена с младенчества. Словом, в задачу Кирилла входит лишь одно – накачивать воздухом легкие валторны, попросту дуть в нее. Когда сильнее, когда слабее – она подскажет. Потом потренируется немного, и сам начнет понимать.

Наконец предупредила заботливо, что о ее физическом здоровье переживать не стоит: хоть на пол роняй, хоть в печку кидай, хоть бей кувалдой – это ей все ни по чем, включая едкие кислоты и радиацию. А вот психически она очень тонко устроена, и потому главное – никогда! (на этом слове валторна заголосила будто плакальщица – отчаянно и тонко) – не пытаться сыграть на ней самостоятельно. Ни одной мелодии! Больше семи чужих нот она не выдержит и погибнет. «Женские штучки!» – подумал Кирилл Мефодиевич, не слишком-то и поверив, но подумал с нежностью и к сведению, конечно, принял.

Ну а дальше началось.

Это была не просто музыка, это была музыка, просвеченная яркими лучами любви и сбывшихся надежд, свершившихся мечтаний. У Кирилла. Валторна же рвалась к своей цели со всем упорством, присущим жителям ее планеты. Ей нужен был не просто музыкант, а звезда первой величины, виртуоз, который отправится в турне по всей планете, дабы сразиться с такими же как он мастерами.

В оркестр филармонии Симфонякина приняли сразу. Ну еще бы! Готовый валторнист, да еще со своим собственным дефицитным инструментом! Собратьями по цеху он был тут же замечен и оценен. Не пропустила уникального явления и пресса. Через месяц о самородке из Мышуйска рассказывали уже по всей стране. А еще через месяц он получил приглашение на международный конкурс в Германию, в Гамбург.

– Ах вот откуда кружечка! – не удержался от догадки Шарыгин.

– Ну, конечно, – кивнул Симфонякин мрачно. – Только я туда не доехал.

И Кирилл Мефодиевич поведал печальную концовку своей пронзительной повести.

Генеральная репетиция перед отъездом на гастроли закончилась глубокой ночью, но все равно решено было по сложившейся традиции это дело обмыть. А пить мышуйские музыканты умеют. Впрочем, в Мышуйске разве что детишки в яслях не пьют, и то на этот счет есть разные мнения. В общем, к утру вся филармония стояла на ушах, а точнее на клавишах и клапанах. А сам виновник торжества против обыкновения практически не пил, ощутил вдруг колоссальную ответственность и страшно нервничал. Сам не понимал, отчего.

Понял внезапно, когда остался один.

Музыкант он, в конце концов, или нет?!

Да он же маэстро, у него скоро своя школа будет!..

Кирилл Мефодиевич перестал бы уважать себя, если б перед отъездом не попробовал сыграть хоть одну музыкальную фразу самостоятельно. Да, по какой-то очень важной причине не стоило этого делать…Эх, найти бы инструментик попроще, подешевле, чем его золотая девочка!

Кирилл, помнится, честно полазил по футлярам друзей в поисках другой валторны. Но потом вспомнил, что она в Мышуйске единственная, да и припал нетерпеливыми губами к своей родной и любимой…

Выдавить из нее удалось нечто вроде «Мурки» – нот семь или восемь всего… Потом раздался пронзительный звук, похожий на женский визг, и валторна замолкла навсегда. Напрасно он потом еще два часа поглаживал ее, и нежно дул, и шептал в мундштук и в раструб ласковые слова. Прекрасный золотистый металл сделался безнадежно холодным.

Всем коллегам Симфонякин поведал, что потерял валторну по пьяни. Поверили легко, обещали раздобыть виртуозу новый инструмент, но конечно, ничего не нашли. От гастролей он отказался представив спонсорам справку (знакомый врач Арсений Куролапов сварганил) о внезапном ухудшении состояния здоровья, а именно о коварно развившейся астме – какие уж тут духовые инструменты!

Но прежде чем справку доставать, доехал до той самой остановки за городом и с замиранием сердца зашел в кусты. Что если этих валторн несколько на землю прилетело, а он тогда не заметил… Как же! Симфонякин поначалу стал снег разгребать ногами, да очень быстро до палой листвы докопался – зима-то совсем бесснежная стояла – и понял, что ерундой занимается. Кофра того и след простыл. Давно уже кто-нибудь из местных ноги ему приделал. Или…

Не додумал Кирилл этой грустной мысли, сраженный внезапным приступом жестокого кашля. Видать, оделся легко. Домой вернулся – температура сорок. Участкового врача вызвать пришлось. И между прочим, неделю провалялся. Так что не совсем симулянт.

Астма не астма, а на нервной почве Кирилл Мефодиевич еще целый месяц одышкой страдал. В общем, в Гамбург вместо него послали кого-то другого – из Петербурга, кажется. А он свою кружку памятную на Мышуйском вернисаже купил – там чего только не разыщешь, хоть авторскую копию «Моны Лизы», хоть медный стержень от уэллсовской машины времени.

И зачем ему понадобилась эта кружка? Кого обманывать собирался? Ведь работать остался в филармонии, где все и всё про него знали. Гардеробщиком, так гардеробщиком. Потом еще на полставки убираться начал. Увольняться не хотелось – прикипел душой к коллективу.