Валтасаров пир. Лабиринт - [4]

Но Бреза-романист понес в «Валтасаровом пире» и определенные потери. Сила Брезы-художника, начиная с «Адама Грывальда» (это, впрочем, подтвердили и более поздние его вещи), состояла в углубленном, длительном, неторопливом исследовании явления, события, характера, которые писатель изображал несколько отстраненно, словно с некоторой дистанции. Эти особенности своего таланта Бреза сам сформулировал в одном из интервью, когда на вопрос журналистки о том, что он посоветовал бы молодым прозаикам, ответил: «Наблюдать и описывать». Именно этим «методом» пользовался он сам, создавая «Адама Грывальда», «Стены Иерихона», «Лабиринт».

В «Валтасаровом пире» Бреза иной раз, будто торопясь запечатлеть то или иное явление, описывал увиденное, так сказать, еще в ходе самого наблюдения, не успев достаточно основательно постичь его суть. Поэтому глубокое художественное осмысление некоторых сторон послевоенной польской действительности подменяется здесь чисто журналистским, очерковым изображением. Это относится, например, к той части, где автор повествует о неудавшейся попытке героя испытать свои силы на ниве просвещения. Будни сельского учителя в такой трудный для польской деревни период представлены довольно эскизно, невыразительно. Романист то принимается чисто внешними средствами искусственно драматизировать события в Ежовой Воле (вооруженное нападение бандитов на близлежащий завод, засада, в которую попадают едущие по шоссе инспектор и директор школы), то рисует почти идиллические сценки жизни и быта учащихся.

Словом, роман написан неровно. Но, наряду с отдельными авторскими просчетами, в нем немало отличных, запоминающихся страниц. Удивительно поэтична вся лирическая партия книги. Рассказ о любви Анджея к юной и прелестной воспитаннице балетного училища Галине Степчинской как бы освещает всю вещь неким внутренним светом. Их крепнущее чувство на пути к тому, что Стендаль называл «кристаллизацией любви», проходит разные стадии. Их любовь переживает неизбежные взлеты и спады (дают себя знать и разность характеров, и конфликты, порожденные недостаточным сперва взаимопониманием, порывистостью молодости), но каждая новая фаза в отношениях героев вместе с тем как бы отражает новый этап в становлении их характеров. Ведь именно под воздействием своего первого настоящего чувства к такому цельному человеку, как Анджей, Галина, эта поначалу довольно поверхностная, своенравная кокетка, постепенно превращается в сильную, глубокую, волевую натуру. Наряду с этим любовь оказывает существенное влияние и на дальнейшую судьбу Анджея, на его решение остаться на родине.

Завершая разговор о романе «Валтасаров пир», небезынтересно будет напомнить, что история полотен Веронезе не переставала занимать писателя и позже. Почти через десятилетие в «Бронзовых вратах» Бреза вновь уделил немало места одному из поздних шедевров итальянского мастера — «Пиру в доме Левия», картине, вызвавшей гнев священной инквизиции своим еретическим духом. Бреза приводит подробный протокол допроса художника на этом судилище, его ответы и обстоятельно анализирует уникальный документ, где с поразительной ясностью зафиксирована борьба независимого, свободного творческого духа с косными, догматическими воззрениями инквизиторов, стремящихся умертвить в зародыше все, что способно разбудить живую человеческую мысль.

Эта тема единоборства, не закрепощенного католическими догмами сознания, так отчетливо вырисовывающаяся в протоколах Венецианского трибунала, осудившего за «ереси» великого мастера, созвучна одной из центральных идей «римского дневника» Брезы.

Исследуя в «Бронзовых вратах» природу Ватикана, его воздействие на окружающий мир в прошлом и настоящем, когда апостольская столица уже вынуждена как-то «сообразовываться» с веяниями времени, Бреза показывает, как римская курия, то несколько ослабляя (по чисто тактическим соображениям) свое «идеологическое наступление», то усиливая его, по существу, сводит все свои усилия к одному — к попыткам обуздать разум человека, подчинив его мертвящему официальному канону.

Знаменательно высказывание, завершающее эту великолепную книгу. Рассказывая в последних главах о кончине главного догматика — Пия XII, целые десятилетия противившегося всем реформам церкви, и об избрании нового либерального папы — Иоанна XXIII, Бреза приводит суждение одного итальянского театрального режиссера насчет только что избранного главы римско-католического мира:

«Общий замысел роли будет другой, но роль останется той же самой».

Правда, в «Бронзовых вратах», где подводится своего рода итог эпохе Пия XII, подобная фраза звучит еще скорее как предположение. Кажется, что после продолжительного, мрачного и бесславного периода «тоталитарного» правления Пия XII апостольская столица все же пойдет на какие-то существенные внутренние реформы, что церковь эта станет менее догматической, менее отрешенной от конкретных, насущных нужд верующих.

Однако «Лабиринт» Т. Брезы невольно рассеивает подобные надежды. Если в «Бронзовых вратах» автор дал своего рода «общий слепок» церковного ведомства, обозначил его основные контуры, то в «Лабиринте» он исследует работу этого механизма как романист, показывая, насколько медленно, но и неумолимо проворачиваются шестерни и как они, вращаясь, прокатывают по человеку, ломают его жизненные планы.