Валтасаров пир - [42]

Я едва успела договорить это: карету так сильно встряхнуло, что она затрещала. Меня подбросило вверх, я едва не стукнулась головой о крышу, потом откинуло вправо, и я чуть не вылетела на дорогу, учитывая еще и то, что Эмманюэль навалился на меня со всей нелюбезностью, на какую только был способен. Поистине это верх неуклюжести…

– Осторожнее, сударь! – вскричала я, отталкивая его. – Так неловко навалиться на даму мог позволить себе разве что маленький ребенок, но никак не полковник артиллерии!

Карета выровнялась и пошла спокойнее, но я уже не заметила этого, отвлеченная иным обстоятельством: рука Эмманюэля скользнула вокруг моей талии, и он опрокинул меня на кожаные подушки кареты, действуя совершенно по-мужски и даже, как мне показалось, не без опыта. Господи ты Боже мой, неужели Лассон и в этом сложном случае оказался таким виртуозом и достиг успеха?

Но за время, проведенное на Мартинике, и короткие дни, прожитые при дворе, я почти всегда инстинктивно защищалась от любых мужских домогательств – граф д'Артуа мог это проверить на собственной коже. Поэтому первым моим движением стало сопротивление – я вцепилась ногтями в ладонь Эмманюэля и, стараясь оттолкнуть его от себя, попыталась выскользнуть из его объятий.

И только потом я поняла, что на меня посягает мой собственный муж, имеющий на меня все права. Эта мысль была еще так нова для меня, что я не свыклась с ней, и долго, наверное, не свыкнусь…

– О, позвольте мне! – пробормотал он, путаясь в кружевах корсажа. – Я так долго ждал этого, я вас умоляю!..

Пораженная, я перестала сопротивляться, хотя все эти мокрые беспорядочные поцелуи и неумелые ласки были мне слегка противны. Я все же не думала, что дело дойдет до конца.

– Сударь, что вы делаете! – произнесла я, почувствовав, что юбки моего платья подняты до самого пояса. – Здесь, в карете? Вы с ума сошли! Это не делается прямо на улице!

Он что-то невнятно промычал, навалившись на меня так неловко, что причинил боль.

– Ну вам же самому потом будет неприятно! Подождите чуть-чуть!

Эмманюэль не прислушался к моим словам, и мне оставалось удивленно и слегка пораженно терпеть все то, что он проделывал со мной. Он был такой профан в этих делах, что я невольно чувствовала к нему презрение. И с этим человеком мне предстоит прожить всю жизнь? Хорошо еще, если я буду вить из него веревки, используя его слабохарактерность.

Впервые за полтора года я отдалась мужчине, но этот мужчина занимался любовью как сопляк, и произошло это в столь странной обстановке, когда все вокруг качалось, колеса подскакивали на камнях, а кучер вот-вот мог заглянуть вовнутрь, что особой радости от случившегося я не испытала. Видит Бог, чего бы я только ни дала, лишь бы Лассон проявил меньше усердия…

Быстрыми движениями я поправила одежду и прическу, уложив выбившиеся волнистые пряди у висков, однако мне было понятно, что мой внешний вид основательно испорчен, и это было дополнительным поводом для раздражения.

Я взглянула сначала в окно, вдохнув чистый горный воздух, потом на Эмманюэля. Его поступок не давал мне покоя своей неожиданностью.

– Послушайте, – произнесла я, осененная догадкой, – после того, как вам сделали операцию, вы случайно не посещали девиц… гм, девиц легкого поведения? Ну, тех, что бывают в борделях?

Какое-то время он молчал.

– Ну, отвечайте же!

– Да, мадам, к сожалению…

– Это вам Лассон посоветовал так поступить? Он кивнул.

– И сколько раз это было?

– Четыре, мадам.

– Они, должно быть, сорвали с вас кругленькую сумму! – произнесла я усмехаясь. – Ну и мерзко же все это…

Я не чувствовала даже намека на ревность.

2

В форте Жу мы прожили целый месяц, и такая жизнь успела надоесть мне до смерти.

Мой муж был занят делами – всякими плацовыми муштровками, разъездами и рекогносцировками – и так развлекался. Днем его никогда не бывало дома, и я этому даже радовалась. Хотя, с другой стороны, мне было невыносимо скучно. Вставала я почти в полдень, гуляла с Авророй и Жоржем, скакала на Стреле по окрестностям, читала «Комический роман» Поля Скаррона и старые подшивки журнала «Литературный обозреватель» – это было единственное, что я могла найти в форте для чтения. С каждым днем мне становилось все скучнее и скучнее, и каменные стены, двор и башни, окружавшие меня, казались все отвратительнее. Под влиянием этой скуки даже Альпы несколько тускнели. Только один раз я покинула крепость на сравнительно долгое время: в Понтарлье устраивали бал в честь городских старейшин, и я ездила туда танцевать – правда, провинциальные щеголи и деревенские помещики были не слишком блестящими партнерами, да и Эмманюэль потом устроил мне такую сцену ревности со слезами и бесконечным нытьем, что я подумала, что мне, пожалуй, лучше никуда не выезжать из Жу.

Каждое утро я просыпалась с тайной надеждой: может быть, пришло письмо от короля или от принца Конде с приказом возвращаться в Париж? Впрочем, я сама понимала тщетность таких надежд. Если уж граф д'Артуа уговорил принца отправить Эмманюэля в Альпы, то это очень надолго. Граф ждет, чтобы терпение у меня лопнуло и я, бросив мужа, сама вернулась бы в Париж, в его объятия. А король наверняка не вмешивается во всю эту возню. Мария Антуанетта? На ее заступничество надеяться тоже нечего: она обижена моим поступком, моим отказом от должности статс-дамы. Конечно, лично я не служила в армии и могла вернуться когда угодно. Но как смешно это будет выглядеть после того, как я гордо всем объявила, что поеду с мужем в Альпы! Нет, в Париж мне придется возвратиться только с Эмманюэлем, и только после того, как будет подписан официальный приказ о его переводе в столицу.