Валтасаров пир - [23]

– А, значит, слухи о вашем приезде были правдивы, мадемуазель!

Я снова сделала реверанс, стараясь держаться как можно более холодно.

– Да, ваше высочество, вчера утром я вернулась в Париж. Его глаза сверкнули. Я интуитивно поняла, что он тоже считает, что Жанно – его сын. Или просто догадывается об этом.

– Вы не очень-то спешили в Версаль, – небрежно произнес он сквозь зубы.

Но за небрежностью тона я чувствовала совсем другое. Его взгляд просто впивался в меня, скользя по лицу, волосам, груди, полуоткрытой глубоким декольте, и маленьким ногам, обутым в атласные туфельки, чуть виднеющиеся из-под пышных юбок. Я была сейчас безупречна, поэтому легко терпела этот взгляд принца.

– Провинция пошла вам на пользу? – резко спросил он.

– Да, ваше высочество.

– Вы не стали провинциалкой, поздравляю вас.

– Благодарю, ваше высочество.

Он должен был понять, что я не расположена разговаривать откровенно, особенно сейчас, под пристальными взглядами придворных. Да и вообще мне не хотелось продолжать наши отношения.

– Я слышал, вы выходите замуж, мадемуазель?

– Да, принц. Выхожу замуж за принца д'Энена де Сен-Клера.

– Отличная партия, мадемуазель! Принц, черт возьми, молод, хорош собой… ну, а то, что он не умеет и слова сказать, – это ведь не такой уж большой недостаток, не так ли?

«Уж не ревнует ли он?» – подумала я. Но в любом случае я ничего не отвечала на это язвительное замечание, стояла молча и невозмутимо, как статуя. О, я умела держать паузу. Пауза иногда больше, чем слова, дает понять собеседнику, что он сказал глупость.

– Я буду на вашем венчании, слышите? – Он сказал это так, словно угрожал мне.

– Слышу, монсеньор, и благодарю. Это большая честь для нас.

– Вот и прекрасно. Надеюсь, вы будете счастливы. Граф д'Артуа надменно протянул мне руку для поцелуя. У меня запылали щеки. Такого поворота я не ожидала, иначе ни за что бы не явилась на эту аудиенцию. Конечно, этот негодяй имеет право так поступать. Но, черт возьми, я бы поцеловала руку кому угодно, только не ему! Он был моим любовником, он был для меня кавалером, но только не принцем крови и не повелителем! И теперь он полагал, что может унижать меня?

– Благодарю вас, принц, за добрые пожелания, – сказала я холодно, не делая ни шагу к протянутой руке графа. – Ваше присутствие на свадьбе сделает меня несказанно счастливой.

Он ждал напрасно. Произнеся эти слова, я сделала не слишком глубокий реверанс и, повернувшись к принцу спиной, вышла в галерею.

– Какая вы гордячка! – прошептала мне на ухо Диана де Полиньяк. – Это очень нехорошо – поступать таким образом, да еще на глазах у стольких придворных. С принцем нужно искать мира…

– Мира! – Я разозлилась. – Но не такой же ценой! Оставаться в салоне принцессы мне не хотелось, и я искала причину, чтобы вообще уйти. Придворные, всего несколько минут назад льнувшие ко мне, полагая, что я возобновлю свой прежний статус при графе д'Артуа, теперь куда-то исчезли. Я сознавала, что стала виновницей скандала. Сколько будет сплетен и пересудов…

– Мадемуазель, – надменно произнес барон де Кастельно, мелкая сошка, на которого я раньше не обращала никакого внимания. Он был вроде лакея при принце крови. – Вы вели себя непозволительно дерзко.

– Это все, до чего вы додумались?

– Нет, мадемуазель. Его высочество запрещает вам возвращаться в покои его супруги.

– Прекрасно! – сказала я яростно, считая ниже своего достоинства подолгу разговаривать с этим ничтожеством.

Спустившись по лестнице к карете, я встретила пажа, передавшего мне записку. В ней было всего пять слов: «Это вам так не пройдет!»

– Ах, как страшно! – проговорила я. – Просто мороз по коже. Мы еще посмотрим, кто кому сумеет досадить…

Я пожала плечами и, скомкав бумажку, бросила ее в кусты. Гнев принца казался мне таким смешным и далеким.

– Куда приказано меня отвезти, Жак? – спросила я, обращаясь к кучеру. – На Вандомскую площадь?

– Да, мадемуазель. – Жак довольно кивал головой. – На Вандомскую площадь… Говорят, до свадьбы вы будете жить там. А уж после венчания переберетесь на площадь Карусель. Там для вас и вашего мужа новый особняк построили.

– Ты видел его, Жак?

– Кого? Вашего мужа?

– К черту мужа! Я имею в виду особняк.

– Еще бы, мадемуазель. Нынче на рассвете возил туда письмо принца. Такого особняка ни у одной дамы в Париже нету.

Через три часа мы были в Париже. Проезжая мимо Пале-Рояль, карета внезапно остановилась, и я услышала громкие крики, брань и женский визг. Огромная толпа, вышедшая из рабочего предместья Сент-Антуан и перебравшаяся на правый берег Сены, теснила ряды гвардейцев. Маркиз де Лафайет метался из одного конца в другой, нещадно пронзая бока лошади шпорами.

– Что здесь происходит? – спросила я, осторожно приподнимая занавеску, и тут же в испуге отшатнулась: камень, брошенный кем-то из толпы, едва не попал мне прямо в лицо.

Сборище вопило, орало, стонало, страшными голосами требовало чего-то, потрясало поднятыми вверх кулаками.

Стекло из разбитой рамы посыпалось мне на платье, и когда я стала стряхивать его, то оцарапала руку до крови.

– Эй, мадемуазель, с вами там ничего не случилось? – крикнул мне Жак.