Вальс - [9]
Но она предложение принять никак не могла, потому что была в законном браке. И этот законный брак лежал в стельку, только глазами моргал и портил Лиле все возможное будущее, хотя несознательно для себя, но главное, что портил, и с этим что-то надо было делать. А что?
Лиля думала-думала и ничего не могла придумать. А что тут придумаешь? Лежит человек и лежит. Помрет так помрет, его счастье. А если нет? В этом случае оставалось ждать.
Но немец ждать не мог. Он сделал предложение и рассчитывал немедленно получить ответ. Положительный, и тогда он будет иметь, что хочет. Или отрицательный, и тогда он поедет обратно в Федеративную Республику Германию и женится на какой-нибудь там немке. Немец имел жизненные планы — два варианта — и ему надо было, чтобы оба варианта осуществились как положено и в нужный момент исключили бы друг друга. Немец и есть немец: от него ничего особенного никто и не ждет.
И Лиля решила покинуть Веселовского. Когда она ему об этом сказала, Веселовский пришел в дикую ярость. Он чуть не выпал из коляски. Он требовал объяснений и грозил Лилю сдать в милицию как воровку. У Лили мелькнула мысль заодно убить Веселовского, но что-то ее удержало. Она решила, что и так как-нибудь все обойдется. И не из таких дыр живьем вылезала.
Лиля пошла к адвокату. Развод ей адвокат обещал, но размена квартиры не гарантировал. Ему казалось, что дело с квартирой будет не поднять. Одна комната; инвалид; здоровая женщина бросает инвалида; нет, не проскочит.
Зачем вы, голубушка, разводитесь, спросил он между прочим. Ладно, ладно, хотите разводиться — разводитесь: это дело я вам проверну. Но объясните мне ради Бога, зачем вы сейчас-то его как мужа бросаете. Он же на ладан дышит. Ну потерпите еще немного. И вся жилплощадь будет ваша. Маленькая, но своя. Адвокат, конечно, не подозревал, зачем Лиле нужна свобода, и Лиля ему ничего не сказала.
Развод был совершен, но, как оказалось, напрасно. Немец передумал. Почему, Лиля понять не могла. Немец долго что-то говорил и размахивал руками, но Лиля поняла изо всего только одно: никс; не состоится.
Немец, разумеется, не отдавал себе отчета, в какое положение он ставит Лилю. Не мог же он подозревать, что она из-за него лишилась жилплощади и теперь ей в буквальном смысле слова негде жить. Немец попрощался и уехал к себе в Федеративную Республику.
Лиля осталась одна в комнате, которую, съехав от Веселовского, сняла у буфетчицы, ушедшей на полгода в плавание с китобойной флотилией «Слава». Жить было где, но временно. Буфетчица должна была вернуться через три месяца, и тогда нужно было бы снова охотиться за жильем. После пройденной школы Лиля твердо знала, что человек без жилища, словно птица без крыльев, то есть вообще не человек, а одно только имя. Человек без жилплощади — это человек без души. Что ж, Лилины представления в какой-то мере отражали реальную действительность. Собственно, не одна она так думала.
Кроме жилища, надо было еще искать работу, потому что при Веселовском Лиля не работала — не было такой надобности. Теперь же надо было кормить дочь и самой кормиться.
Тут сверкнул луч надежды: буфетчица не вернулась. Сначала прошел слух, что она утонула в южной части Атлантического океана. Потом прошел другой слух, что будто бы она сошла на берег в Кейптаунском порту и скрылась среди местного населения. Узнав об этом, Лиля только позавидовала буфетчице. Ведь буфетчице удалось то, что не удалось Лиле. Лиля опять вспомнила своего немца и испытала чувство горького и глубокого разочарования.
Лиля, однако, решила, что буфетчицыно счастье не должно быть совсем уж бесполезным для нее. Раз буфетчице заграница, то пусть Лиле достанется хотя бы комната. Нельзя ж, чтобы одним было все, а другим ничего.
Лилина правота подтверждалась тем, что точно так же рассуждали многие. Но это же и усложняло дело, потому что общность мнений породила жестокую конкуренцию. На комнату оказалось пять претендентов. Столько у буфетчицы было соседей.
У Лили было одно преимущество. Она в комнате уже находилась. Ее нужно было выкуривать. Но с другой стороны, у Лили не было на комнату абсолютно никаких, логических, если можно так выразиться, прав. Она была пришельцем. Соседи же были жильцами ближайших к спорной комнате участков земли, что сообщало их претензиям некоторую именно, что ли, логику. На эту логику они стихийно и упирали.
Логика была, конечно, сильная, но неправильная. Чтобы осуществить эту неправильную логику, соседям пришлось ввязаться в споры с администрацией и законом, и конца этим спорам не предполагалось. В частности, пришлось со справками в руках доказывать уполномоченным конторам, что факт соседства комнат материально наличествует быть, то есть, скажем, что комната А является соседней в отношении комнаты Б, поскольку она расположена в непосредственном соседстве с комнатой Б и никакая комната В между ними не пробежала.
Чтобы доказать эти страх как неочевидные вещи, нужна была большая куча времени, и как только жильцы-соседи ввязались в тяжбу, они тут же и поняли, что хотя данная правда свое в конечном итоге возьмет, неизвестно, когда будет в конечном счете конечный конкретный окончательный неоспоримый итог.
