Вальпургиева ночь. Ангел западного окна - [35]

— А все-таки расскажите, — обратилась она к гостям, когда все кушанья были поданы, а чайные чашки и винные бокалы наполнены, — что тогда, собственно, произошло? В самом деле там, наверху, какой-то лунатик…

— Не сойти мне с этого места, ваша милость! — поспешила подтвердить Божена, но, получив от кухарки тумак под ребра, тут же поправилась: — Не сойти мне с этого места, Поликсена. Я своими глазами видала! Страсти-ужасти! Я сразу поняла, как, значит, Брок-то залаял, а господин барон сказали: «Йезус Мария!» А этот руками не шевелит, а в воздухе летает, точно огненный петух какой. Глазища так и пылают. Кабы не было при мне моего хранителя, — она тронула амулет, висевший у нее на шее, — не сидеть бы мне сегодня с вами. Он меня как ошпарил глазами-то. А потом его как швырнет на живую изгородь, и он вниз летит, точно… ядро из пушки. Вот пан Лоукота, — она кивнула на старика камердинера, — не даст мне соврать.

— Вздор, — сказал тот, — все было не так.

— Ну ясное дело, — возмутилась Божена. — У вас, пан Лоукота, как всегда, память отшибло. А ведь вы здорово струхнули.

— Так он и впрямь по воздуху летал? — недоверчиво спросила Поликсена.

— Ваша правда.

— Парил в воздухе?

— Точно так.

— И глаза у него горели?

— Ваша правда. Как уголья.

— А потом, я слышала, он на глазах моих родственников и других господ будто бы превращался в других людей?

— Ага. Один раз стал длинным и тонким, как палка от метлы. Я в замочную… — Божена смущенно запнулась, почувствовав, что перестаралась с подробностями. — А вообще-то я долго не глядела, меня госпожа графиня за Богемской Лизой услали… — Она вновь осеклась, как только кухарка ткнула ей в ребра еще раз.

Возникла какая-то неловкая пауза.

Потом русский вполголоса спросил своего соседа:

— А как зовут этого человека?

Тот лишь пожал плечами. И за него ответила Поликсена:

— Насколько мне известно, это — Зрцадло, бродячий комедиант с ярмарки.

— Да, так его прозвали.

— Ты думаешь, его зовут иначе?

— Ничего я не думаю, — уклончиво ответил русский.

— Но ведь он комедиант? Верно?

— Нет, вовсе нет, — подал голос азиат.

— Ты знаешь его?

— Вы знаете его, пан мулла? — нестройным хором повторили вопрос гости.

Мулла, словно защищаясь, взметнул руки.

— Я говорил с ним только раз. Но думаю, не ошибся. Он — орудие эвли.

Эти слова вконец озадачили прислугу.

— Здесь, в Богемии, — продолжал азиат, — вам это ничего не говорит. А у нас, на Востоке, такое не редкость.

И откликнувшись на просьбу Поликсены растолковать, о чем идет речь, он начал свой рассказ короткими, раздельными фразами, видимо переводя про себя почти каждое слово с родного языка на немецкий:

— Эвли — такой особый факир… У него волшебная сила… Такому факиру нужны чужие уста… Иначе он говорить не может. Поэтому он находит мертвеца.

— Значит, по-твоему, Зрцадло — мертвец? — спросил русский с неожиданной тревогой в голосе.

— Не знаю… Может, у него полу… Как это?.. — Он вопросительно взглянул на Поликсену. — Полусм…

— Летаргический сон?

— Да. Когда эвли хочет говорить чужими устами, он покидает свое тело и вселяется в чужое. — Мулла ткнул пальцем себе в грудь, обозначив линию, где она переходит в диафрагму. — Здесь сидит душа. Он поднимает ее. — Последовал жест, указывающий на горло, а затем на переносицу. — Сперва сюда, потом сюда… Так он покидает свое тело и входит в мертвое… Если тело еще сохранилось, покойник оживает и встает. Но тогда он уже — эвли.

— А что происходит с самим эвли? — спросила явно заинтригованная Поликсена.

— Тело эвли как мертвое, пока его дух в другом… Я много раз видел факиров и шаманов… Они всегда сидят точно мертвые. Потому что их дух в других… Это называется авейша… Но эвли может делать авейшу и с живыми… Только вселяется в них, когда они спят или в обмороке… Некоторые покойники, которые при жизни обладали очень сильной волей или имели еще и особую миссию в этом мире… могут даже входить в живущих так, что те и не заметят… Но чаще всего они выбирают тела уснувших летаргическим сном… Хотя и бодрствующих тоже… Например, Зрцадло… Что ты так смотришь на меня, Сергей?

При этих словах русского будто подбросило, и, переглянувшись с челядинцами, он уже не сводил глаз с губ азиата.

— Нет, нет, мулла. Я просто удивлен.

— В наших краях, — продолжал рассказчик, — часто бывает так: живет себе человек спокойно, как все, а потом вдруг забывает все на свете и уходит куда глаза глядят. Тогда люди говорят: его телом завладел эвли или шаман… Шаманы — не правоверные, но тоже могут чудодействовать вроде эвли… Авейша не имеет ничего общего с Кораном… Проснувшись поутру, когда мы чувствуем себя какими-то не такими, как вечером, мы со страхом думаем, что в нас вселился усопший, и тогда делаем несколько глубоких вздохов, чтобы освободиться.

— А чего ради мертвые завладевают телами живущих? — поинтересовалась Поликсена.

— Наверно, ради наслаждения… А может, чтобы наверстать то, чего не успели совершить при жизни… Или, если они жестокого нрава… чтобы учинить кровавую бойню.

— Значит, возможно, война…

— Именно так. Все, что люди делают против своей воли, исходит от авейши… так или иначе… Если они вдруг звереют и бросаются друг на друга, словно разъяренные тигры, думаешь, тут обходится без авейши?