Валькины друзья и паруса - [15]

Он решил назвать так свой парусник. Шхуну, которую хотел нарисовать среди бегущих волн и рваных облаков — предвестников шторма. Шхуну, а не бригантину. Марсельная шхуна лучше бригантины. Её нижний парус на фок — мачте не заслоняет лёгкого и тугого переплетения снастей, и от этого все паруса кажутся приподнятыми и невесомыми. И судно выглядит стройнее.

Валька три дня думал о паруснике и не брался за карандаш. Боялся спугнуть свою «Легенду». Он знал, что так бывает: сядешь за рисунок раньше времени — и первая неудача прогонит радость.

Но сегодня Валька почувствовал: пора. Валька помчался в раздевалку.

И там он увидел Андрюшку.

Андрюшка, уже одетый, стоял у окна и скучал. Заметил Вальку и сдержанно заулыбался.

«Ждал, — понял Валька. — Целый лишний урок ждал».

Они вышли на улицу. Был тёплый бессолнечный день, и на тротуары косо падал снег. Это с далёкой Атлантики пришёл на Урал влажный ветер, прогнал холод и принёс мягкие снегопады.

— Мы уже сделали крепость, — сообщил Андрюшка. — Почти совсем.

— Угу… — сказал Валька.

— Только ты пять зубцов нарисовал на башне, а получилось четыре.

— Можно и четыре, — сказал Валька. Он думал о том, следует ли рисовать шхуну с поставленным форбрамселем. Если близится шторм, брамсель должны убрать. Но без него парусник будет выглядеть гораздо хуже. Исчезнет его стремительность, его наполненность ветром.

«Оставлю», — решил Валька.

В конце концов, если упущено время и шторм подошёл вплотную, верхний парус не убрать даже при желании. Пока не сорвёт его ветер…

— Валька… — сказал Андрюшка. — Знаешь что, Валька? Нарисуй мне костюм…

— Ага…

— Ну Валька! Ты же не слышишь.

— Какой костюм? — Валька поморщился.

— На ёлку. Для утренника. Пиратский…

— Че-го?

— Пиратский костюм, — тихо повторил Андрюшка. — Как в «Острове сокровищ». Морской.

— Зачем?

— Ну для ёлки же, — с нажимом повторил Андрюшка.

— Да нет, зачем пиратский? Андрюшка… — И чуть-чуть Валька не брякнул: Какой из тебя пират? Как ястреб из цыплёнка. Но не сказал. Только губу прикусил, чтобы не поползла улыбка. Он представил щуплого Андрюшку в широченных сапогах с раструбами, в камзоле с отворотами, в тяжёлых ремнях с громадными пряжками. И пара пистолетов за поясом. И, пожалуй, чёрная повязка на левый глаз… Кар-рамба!

А что! Смешно, но здорово!

— Все одинаковые костюмы делают, — сказал Андрюшка. — Я сперва хотел космонавтом нарядиться, а космонавтов будет двадцать семь! А больше никак не знаю. Балериной, что ли?.. Мама сказала, что, если ты нарисуешь, она костюм сделает. А без картинки не может.

— Нарисую, — согласился Валька. — Только завтра.

— Завтра я приду. А сегодня ты занят?

— Сегодня я чертовски занят, — серьёзно сказал Валька.

Он с порога метнул в угол портфель и шагнул к столу, печатая каблуками мокрые следы. Как тугая струна, пело в Вальке радостное нетерпение. Хорошо, что на столе всегда стоят отточенные карандаши. Хорошо, что стол покрыт новым листом зелёной бумаги — ещё без клякс, царапин и надписей. Первый набросок можно сделать прямо здесь.

Забыв снять пальто. Валька склонился над столом. Дотянулся до карандаша. Подумал секунду и острым грифелем вычертил гибкую линию форштевня. Мысленно он тут же продолжил рисунок до бушприта, лёгкого, словно вскинутое для атаки копьё. А над бушпритом — три узких парусных треугольника: бом-кливер, кливер и стаксель…

…Знания о парусах приходили к Вальке постепенно и незаметно. Отовсюду. Из книжек, где были краткие морские словари. Из журналов, где нет-нет да и мелькнёт снимок учебного барка или экспедиционной шхуны. Из фильмов, где снятые на киноленту модели в точности похожи на большие фрегаты.

Все люди читают эти книги и журналы. И фильмы смотрят. Но тут же забывают сложные названия ветров, снастей и парусов. Ведь главное — приключения.

А Валька не забывал. Он никогда не видел ни моря, ни парусов, но он любил их, как другие любят музыку, стихи или цветы. И умение отличить барк от фрегата или бриг от бригантины приносило Вальке радость. Такая же радость, наверное, бывает у скрипача, если послушен и легок смычок…

Валька радовался и сейчас: знал, что рисунок даст ему много хороших минут.

Он не будет торопиться. Сначала лёгкими линиями наметит корпус шхуны, а потом займётся волнами. Сейчас ему уже не хотелось изображать мерное движение зыби. Он вздыбит позади судна лохматый гребень, раскачает море гривастыми валами, с которых срываются хлёсткие клочья пены. И по тёмным волнам раскидает блики от пробившегося луча.

И потом уже, над неспокойным этим морем, построит Валька лёгкие силуэты мачт с кружевом снастей и стремительной парусиной фор-марселя. С узкими, как клинки, треугольниками кливеров.

Валька зажмурился и увидел свою «Легенду» отчётливо, словно на фотографии. Рисуй, как с натуры.

Но Валька отложил карандаш.

Чего-то не хватало в увиденной картине. Была у этой шхуны какая-то одинокость. Слишком много волн — и слишком маленький кораблик. Летит под ветром куда-то…

Куда? Кто его ждёт?

«Никто», — подумал Валька и понял, что нужен человек.

Человек, который ждёт.

И берег, и волны, которые взлетают у прибрежных камней.

Но какого человека нарисовать на берегу? Взрослых рисовать он почти не умел, да и не интересуют взрослых парусные корабли. Валька нарисует мальчишку. Немного помладше, чем он сам. Мальчишку, который сидит на причальной тумбе и смотрит, как возникает из тумана и волн летящий силуэт парусника.