Валиханов - [95]

Подсчитаем приблизительно, когда мог прийти ответ.

Письмо Чокана дошло в Петербург в начале ноября, а то и позже. А когда мог быть получен ответ? Вторая половина ноября в Сибири, начиная от Тюмени и дальше, в киргизскую степь, — это дикие бураны, самый рисковый ямщик неделю ждет, пока отправится в путь. Так что 6 декабря, когда Чокан писал Майкову, он по срокам еще и не мог получить ответ от Достоевского, но вот-вот получит. Завтра, через неделю… Если, конечно, тот самый «сибирский доктор», который запретил Чокану читать и писать, не занимался перлюстрацией переписки своего подопечного. Допустил! что ответ Достоевского на письмо Чокана об атбасарской истории содержал предложение: напиши обо всем в журнал. Тогда как раз предложение Достоевского и стало причиной исчезновения письма где-то по пути к адресату.

Так или иначе, но в атбасарской истории самое странное то, что Чокан — блистательный публицист, имеющий в столице литературные связи! — не выступил сам в русской печати с разоблачением омских взяточников, стакнувшихся с прохвостом Ерденом Сандыбаевым, а всего лишь просил друзей распространить эту историю по Петербургу. Возникает догадка, что на него было оказано очень сильное давление. Потому-то и писал он в каком-то смятении, всем подряд. И Петру Петровичу Семенову — в надежде, что он покажет письмо великой княгине Елене Павловне и она заступится. И Дмитрию Ильичу Романовскому, военному писателю, редактору газеты «Русский инвалид». И Николаю Павловичу Игнатьеву, и Дмитрию Алексеевичу Милютину. Игнатьев дипломатично ответил, что сам был крайне удивлен, узнав, что Чокана не выбрали, и дружески советовал потерпеть: «А терпеть вам нужно недолго». Чокан понял, что Дюгамеля собираются куда-то перевести. Дай-то бог!..

Меж тем жизнь в Кокчетаве делалась для него все более невыносимой. Ерден собирал казахов Кокчетавско-го округа, учил их, что делать для того, чтобы сместить Чингиса с должности старшего султана, давал понять, что действует по поручению Кури.

Родня Чокана растерялась. Что же такое происходит? Любимец белого царя не может заткнуть глотку ничтожному Ердену! Родня так и сяк раскидывала умом, и туг кто-то подсунул Валихановым убедительнейший ответ на мучившую всех загадку: Чокан уехал из Петербурга не по болезни, его оттуда прогнали. А за что? Чье-то изощренное воображение сочинило целую историю. Чокан ее услышал от одного султана, своего родственника. Вот как он передает эту дикость в письме Гутковскому:

«Видите ли, когда меня посылали в Кашгар, я там не был, а жил в горах, где-то около Верного, и, приехавши в Омск, написал разную чепуху. Царь, как-то читая мой отчет, видит, что все это неладно, на сказку что-то смахивает. Думает: дай-ка поиспытаю, и послал другого, более благонадежного человека в Кашгар. Тот, конечно, был в Кашгаре и, приехавши, донес, что у Валиханова все вздор написано: таких рек там нет и городов таких нет, как у Валиханова. Царь рассердился и говорит: «Послать Валиханова в Кашгар в другой раз», а он сказался больным, тем это дело и кончилось. Вдруг Валиханов захотел быть султаном. Царь и говорит: «Нет, брат, ведь ты болен был, когда я посылал в Кашгар, будь и теперь больным».

В 1862 году экспедиция Проценко действительно побывала на Нарыне для рекогносцировки путей, ведущих в Кашгар. Но в Степи об этом знать не могли. Сказочка родилась в Омске.

Травля, в которой объединились омские чиновники и казахская верхушка, довела Чокана до неистовства. Он всерьез писал Гутковскому, что намерен совершить преступление и объявить, что доведен до этого несправедливостью сибирского начальства.

К сожалению, утеряны письма к нему Гутковского. Что он писал Чокану? Как успокаивал?

Зима 1862/63 года обошлась Валиханову во сто крат дороже кашгарского путешествия. Чудо, что он воротился живым и невредимым из Кашгара. Но еще большее чудо, что он выжил в ту страшную для него зиму, что не унесла его опасная для легочных больных весна.

Весной засобирался в Петербург получивший отставку Гутковский. Чокан снабдил Карла Казимировича рекомендательным письмом к Достоевскому.

«Давно не имею от тебя никаких известий, любезный Федор Михайлович. Жив ли ты? Впрочем, если бы ты умер, то написали бы о том в газетах. Поэтому надо полагать, что ты жив, но забыл нас, живущих и вопиющих в пустыне киргизской. Что со мной и как я живу, узнаешь подробно от Карла Казимировича Гутковского, моего друга, который едет в Петербург по делу, касающемуся отчасти и меня… Я буду в Петербурге с первой зимней дорогой».

Это последнее дошедшее до нас письмо Валиханова Достоевскому. Переписка оборвалась. В ряде работ о Валиханове говорится об идейном разрыве, вызванном почвенническими взглядами Достоевского. И приводится письмо Валиханова А. Н. Майкову от 6 декабря 1862 года, где есть такие строки о Достоевских: «Говоря между нами, я что-то плохо понимаю их почву, народность, то славянофильством пахнет, то западничеством крайним, примирения что-то не видать или не удается им это примирение?»

Но кому все это пишет Чокан? Аполлону Николаевичу Майкову, куда более последовательному почвеннику! И стоит обратить внимание, что Чокан в письме придерживается множественного числа: «Достоевские», «их журнал», «плохо понимаю их почву». Он ни в чем не обвиняет Федора Михайловича Достоевского. Слишком многое их связывает. Думается, что разрыв придуман исследователями в порядке какой-то привычной формулировки. У исследователей не отыскалось фактов, а зато имелась на руках другая формулировка: Достоевский — реакционер. И отсюда все последствия: если Валиханов порвал с ним — хорошо, если нет — плохо.